«Когда-нибудь та Россия, ради которой Алексей отдал жизнь, будет существовать». Как Москва простилась с Алексеем Навальным
1 марта россияне прощались с Алексеем Навальным. Церемония отпевания прошла в московском районе Марьино, в храме иконы «Утоли моя печали», погребение — на Борисовском кладбище. В будний день, в разгар рабочего дня проводить политика в последний путь пришли тысячи человек, которые выстроились в километровые очереди и ждали возможности подойти к его могиле. Корреспондентка «Вот Так» посетила похороны Алексея Навального и поговорила с пришедшими на них людьми.
«Человек, который хотел изменить Россию к лучшему»
В 12:30 — за полтора часа до начала отпевания — у храма «Утоли моя печали» в Марьино уже длинная очередь. Рядом припаркованы десятки полицейских автомобилей и автозаков, металлические ограждения появились еще накануне.
— Ого, а что они, на крыше? — восклицает девушка в очереди. Окружающие поднимают взгляд и замечают нескольких людей в черном, стоящих наверху многоэтажки. Приходят к выводу, что это явно не жильцы. «Людей в черном» можно было заметить и на других многоэтажках — даже на противоположной стороне Люблинской улицы.
Я иду вдоль очереди. В ней стоят молодые и пожилые, с яркими волосами и в траурных платках на голове, плачущие — и бодрящиеся, с цветами и без. Слушаю обрывки разговоров. «Что творят, уже 20 лет!». «Есть злость против этих…». «Человечный был человек!». «Думаешь, все успеют зайти?». «Конечно, впечатляет, не сто человек!». «Я переживаю из-за Яшина…». «А Кара-Мурза?»
Человеческий поток тянется от храма далеко вглубь Марьино. Слышу, как идущие в конец очереди шутят: «Мы так до Красной площади дойдем».
«Мы минут тридцать шли», — рассказывает мне женщина с белыми розами, которая представляется Еленой.
«Вот вы видите хвост этой очереди? — спрашивает меня Светлана Викторовна, ее пожилая спутница с красным букетом. — Вот и я не вижу. Второго такого [как Алексей] нет и, наверное, больше не будет. И вы же видели, что стоят и очень молодые люди, и очень пожилые люди, совсем старенькие люди с палочкой. Сколько они автозаков нагнали? Им не хватит!»
О будущем мои собеседницы отзываются мрачно — предвидят закручивание гаек. «Но знаете? — вдруг оживляется Светлана Викторовна. — В советскую эпоху казалось, что это не кончится никогда, даже в мыслях такого не было! А случилось за три дня — и все. Может, так же получится!»
Добираюсь до конца очереди за 20 минут и замеряю по карте — 1,47 км, но люди продолжают прибывать.
«Я ожидала, что будет такое количество [людей], потому что сторонников было очень много, — делится со мной стоящая в конце очереди женщина по имени Сабина. — Считаю Навального просто героем нашего времени: смелый человек, таких просто единицы. Произошло самое страшное, чего стоило ожидать. Мы все этого очень боялись, что с Алексеем так произойдет. Тем не менее, народ с ним — мы с мужем очень скорбим».
Сабина рассказывает, что проститься с Навальным считает своим долгом — иначе она бы «не смогла жить спокойно». Она отмечает, что раз люди ради этого едут из других городов, то для нее, москвички, это «просто обязанность — сюда прийти».
«В память об Алексее надеемся, что светлое будущее наступит. Не бояться, не сдаваться, именно этого мы и придерживаемся», — заключает она.
К разговору подключается Роман. «Считаю, что со смертью Алексея мы должны продолжать верить и бороться, и никогда не опускать руки — иначе это будет просто моральная смерть общества, а не одного человека», — продолжает мысль он.
Роман рассказывает, что Алексея он уважает за бесстрашие. «В Навальном я видел всю оппозицию, какая могла быть. Я мог в чем-то с ним не соглашаться, но он верил в свои слова и положил за них жизнь. Это герой».
В ста метрах от Романа и Сабины знакомлюсь с женщиной, которая и правда приехала из другого города — из Самары.
«Решила приехать, потому что хочу показать, что я тоже существую. Если кто-то может умереть в тюрьме за свои убеждения, мне ничего не стоит приехать в столицу за свои — всего 12 часов на автобусе, — объясняет она. — Для меня Алексей — это человек, который хотел изменить Россию к лучшему».
Но о перспективах она отзывается мрачно: «Когда началась война, я чувствовала, что это ужас. А теперь я чувствую, что я в отчаянии. Внутри России я больше не вижу никаких возможностей».
«Одно радует — что очередь большая»
«Остается час, не движется очередь?» — беспокойно интересуется немолодой мужчина у окружающих. Мобильную связь глушат, поэтому узнать, что происходит на другом конце, невозможно. Кто-то знакомится с соседями, кто-то — погружен в свои мысли. Двигаюсь обратно к храму вдоль очереди. Замечаю нескольких людей, которые читают книги.
Слышу, как низкорослый парень по имени Артур (имя изменено) делится: «Алексей умер в мой день рождения».
«И накануне моего, у меня 17 февраля. Но вообще не в дне рождения дело», — отвечает ему высокий собеседник.
«А у меня 24-го у племяшки день рождения, и уже второй год просто закрываю новости и не хочу ничего видеть», — отвечает им девушка.
Интересуюсь, что они думают насчет смерти Алексея Навального.
«Меня повергло в шок. Сначала подумала, что это какой-то фейк. Страшно, что будет дальше. Хотя и сюда было идти страшно, меня сестра отговаривала. Но я устала, поэтому сюда пришла», — рассказывает девушка.
«Я думаю, что просто нельзя не прийти», — вторит ей высокий парень.
Артур добавляет, что вместе с друзьями приехал из Уфы.
«Нужно следовать примеру Навального, оставаться сильными и едиными. Мне кажется, народу это не понравится, что-нибудь да случится. Я сам не русский, но говорят, русские не встанут, пока гром не грянет», — рассуждает уфимец.
«Долго запрягает, да быстро едет… — тоскливо отвечает высокорослый парень. — Я не думаю, что это время, чтобы русские быстро ехали куда-то. Я уже ни во что не верю. Такие времена прошли, когда можно было что-то добиться. Грустно жить без будущего. Одно радует, что очередь большая».
Решаю найти спутников Артура — и обнаруживаю в очереди и других приехавших издалека — с Урала и из Сибири.
«Просто не могла не приехать, — рассказывает мне светловолосая женщина по имени Надежда, добиравшаяся из Алтайского края. — Когда я только познакомилась с его [Алексея] деятельностью, меня она зацепила, потому что у меня обостренное чувство справедливости. Поэтому была самым активным волонтером в местном штабе».
Надежда вспоминает, что однажды ей даже довелось быть свидетельницей по делу Навального. Ее вызвали на суд, и она предполагала, что это связано с ФБК, но никак не ожидала, что по видеоконференции с ней свяжется сам Алексей.
«Не помню, какие вопросы мне задавали, но меня очень поразила фраза, сказанная, кажется, прокурором: “Алексей Навальный пытался свергнуть власть путем выборов”. Я даже не нашла, что сказать на это! — пересказывает Надежда с неослабевающим недоумением. — А сам Алексей, я помню, мне сказал, что проголосовал бы за меня, если бы я куда-то выдвигалась».
Надежда признает, что приехать за тысячи километров и прийти на митинг ей было нелегко.
«Было страшно, когда я находилась в отеле и читала, сколько здесь автозаков. А сейчас пришла — и столько тут прекрасных людей! — восклицает она. — Мне хочется видеть Россию свободной страной, с честными судами, без яростной пропаганды ненависти, без войны. После выборов жду еще более сильного закручивания гаек. Но столько происходит несправедливости, что это невозможно! Это бесконечно длиться не может, это противоречит законам природы! Когда-нибудь та самая Россия будущего, ради которой Алексей отдал жизнь, будет существовать. Мы просто обязаны это сделать».
«Он не боялся — и мы не боимся»
Возвращаюсь к храму. По обе стороны от ворот дежурит Росгвардия. В первых рядах у входа стоят иностранные послы — посол США Линн Трейси и посол Франции Пьер Леви.
В 13:45 к храму приезжает ритуальный микроавтобус в сопровождении черного джипа. Толпа встречает его громкими аплодисментами и хором голосов: «Алексей» и «Навальный». Внутрь удается попасть буквально десяти людям из тех, кто пришел за несколько часов до отпевания. Замечаю среди них пару человек с шевронами Z.
На лавочке у гроба сидят родители Алексея Навального — Анатолий и Людмила. После молитвы несколько присутствующих активно пытаются пройти к открытому гробу. Но попрощаться с Алексеем почти никто не успевает: крышку гроба закрывают буквально через минуту.
Пока идет служба, толпа на улице все прибывает. То в одной, то в другой части хаотичной людской массы зарождаются выкрики, которые прокатываются по ней волной. Собравшиеся скандируют: «Спасибо, Алексей!», «Россия будет счастливой», «Россия без Путина», «Не простим!» и «Путин — убийца». Не все решаются подхватить лозунги, но полиция никак не реагирует на крики, и постепенно голоса звучат все громче.
«Он не боялся — и мы не боимся», — проносится над улицей, и почти сразу же раздается колокольный звон. Все взгляды устремляются в сторону храма, и повисает гробовая тишина. Некоторые зажигают церковные свечки, пряча их от ветра ладонью.
Под колокольный звон гроб грузят обратно в катафалк. Сопровождающие несут в машину букет за букетом, пока кто-то из похоронной службы не заявляет, что места больше нет. Пока родители Навального и его близкие садятся в машину, люди скандируют его имя и фамилию и забрасывают катафалк цветами. Как только он отъезжает от храма, ограждения падают, и стоявшие за ними люди прорываются к воротам храма, продолжая скандировать: «Алексей!».
«Я верю, что пока мы человека помним, он все равно жив»
Борисовское кладбище на соседней станции метро. Связь по-прежнему глушат и карта не работает, но она и не нужна — достаточно следовать за потоком.
Выхожу на улицу Борисовские пруды — и вижу, как издалека, от храма, идут еще тысячи людей. В 3:30 на подходе к кладбищу, образуется человеческая пробка — путь вперед перекрыл ОМОН. Утопая в снегу по колено, некоторые решают подняться к забору, надеясь прорваться ко входу, но вскоре возвращаются, потому что их прогоняют силовики.
«Для кого ограждения стоят?» — ругается им вслед мужчина в форме.
«Видимо, для вас», — отвечает ему с акцентом смуглый мужчина с сединой в длинных волосах.
«Нет, для вас», — вступает с ним в перепалку правоохранитель.
«Нам они не нужны, нам нужна свободная страна!», — возражает тот.
Мужчина представляется Джеймсом. Он родился в Индии, но женился на русской, уже много лет живет здесь и получил гражданство. Рассказывает, что работает в Москве и обещал отчитаться жене и детям в Волгограде, что был на похоронах.
«У Индии был Махатма Ганди — у России не было отца нации. Петр Первый, Иван Грозный, может, что-то и делали для государства, но для людей — ничего. Я надеялся, что он [Навальный] станет отцом нации, — рассказывает Джеймс. — Время тяжелое, подлое. Единственное оправдание, что мы жили в это время, что мы жили вместе с Навальным. Это человек, который нейтрализовал подлость и давал надежду».
Зажатая между подъемом к забору кладбища и ограждением толпа не движется — ее разделили на несколько секций и пускают порционно. Некоторые из проезжающих мимо машин сигналят, пассажиры автобусов снимают на видео — в ответ толпа хлопает и скандирует: «Навальный!».
Из окна серой иномарки высовывается мужчина в солнцезащитных очках и кричит: «Так ему и надо!». «Заткнись», — обрывает кто-то из толпы, но это его только раззадоривает. Он продолжает что-то кричать, но его голос тонет в гуле криков: «Навальный!».
Моя соседка рассказывает, что была в первой сотне ждущих у храма, но увидела, как внутрь попали меньше десяти человек. Зато в последний момент в храм пропустили группу из двадцати неизвестных, у некоторых она заметила Z-символику. «Каково было родителям Навального на это смотреть?» — возмущается она.
Светловолосая девушка в темном пальто по имени Евгения делится, что уже встречала провокатора у храма — парень в маске с имперским флагом выкрикивал: «Зиг хайль!» Ему пригрозили полицией, и он ретировался.
Евгения рассказывает, что на похороны отпросилась с работы — она преподает историю и обществознание в школе.
«Возможно, отчасти он [Навальный] повлиял даже на выбранную мной профессию. Меня очень огорчало, что люди не знают историю, ее коверкают и используют для своих корыстных целей. Я хочу, чтобы дети взращивали в себе добро. За это Алексею спасибо», — делится девушка.
Евгения отмечает, что ей радостно увидеть столько людей.
«За эти две недели я ни разу не плакала — возможно, я себе это сегодня позволю вместе со всеми, — делится она. — Сегодня я сказала одной девушке: “Нам еще жить и жить, а им уже скоро умирать”. Думаю, мы все доживем. Ни один диктатор не заканчивал хорошо».
Замечаю, что в руках у нее три белых гвоздики. «Потому что он живой. Я верю, что пока мы человека помним, он все равно жив», — объясняет она.
Обозревая толпу со снежного пригорка, кто-то язвительно комментирует: «А потом скажут, что пара сотен человек пришло».
«Ага, и десять в храм. Умер никому не известный гражданин», — откликаются снизу.
«Нас много, и мы сила»
Спустя час нам удается добраться почти до поворота ко входу на кладбище. «Пропускай! Пропускай!» — звучит над толпой и вверх взлетают руки с цветами, но на скорость людского потока это не влияет. Вдруг впереди раздаются бурные аплодисменты и по выкрикам я догадываюсь, что там прошла журналистка Екатерина Дунцова, которая пыталась баллотироваться в президенты с антивоенной программой.
Вокруг обсуждают, что видели Бориса Надеждина и Евгения Ройзмана. «Пусть будет и Юля [Навальная], и Надеждин, и Дунцова, и Ройзман…. Пусть только Путина не будет», — тихо откликается седовласая женщина.
В толпе ведутся разговоры немыслимой для сегодняшней России откровенности: со случайными знакомыми обсуждают политику, войну, мобилизацию и разлад поколений. Парень с фотоаппаратам показывает соседям по очереди снимки, которые он сделал на прошлых митингах.
«А это мы в аэропорту сняли, когда Алексея встречали», — открывает он на телефоне фото парня с плакатом: «Не едь, оно тебя сожрет!»
«И ведь сожрало же…», — с сожалением произносит девушка.
«А вот и не сожрало!» — резко отвечает ей другая.
Две девушки делают из бумаги журавликов и подписывают их для всех желающих. Они делятся, что боялись опоздать и не успели купить цветы, поэтому решили сделать бумажных журавликов как символ мира и надежды.
«Алексей всегда помогал мне чувствовать, что я не одна, что есть надежда на будущее. Я начала смотреть его [ролики] еще маленькой и верила, что у него все получится. Даже не верится, что мы здесь по такому поводу», — рассказывает одна из них, Анна. Она говорит, что теперь надежду ей дают собравшиеся здесь люди: «Нас много, и мы сила».
Когда я добираюсь до поворота на кладбище, оказывается, что ко входу тянется еще одна колонна — полицейские пропускают людей по очереди. Разворачиваюсь обратно. Из цветов тех, кто тоже не смог дождаться, по пути выросло два мемориала. На одном из них установлены нарисованные от руки портреты Навального, а другой украшает миниатюрная резиновая уточка. К метро я иду под крики «Нет войне!» и «Украинцы — хорошие люди».
Василиса Остапенко, Артур Весенний
