«После Янга»: меланхоличный сай-фай про смерть робота

Кадр из «После Янга». Фото: Imdb.com

В цифровом прокате — лирическая фантастика с Колином Фарреллом в главной роли. Специально для «Вот так» Валерий Сорокин рассказывает об этой тонко сделанной картине, которая растворяет драматичную фабулу в тихой созерцательности, чтобы сформулировать непростые вопросы и дать на них красивый ответ.

Несколько лет назад Джейк (Колин Фаррелл) и Кира (Джоди Тернер-Смит) удочерили китайскую девочку Мику и купили ей робота-андроида по имени Янг (Джастин Х. Мин). «Техносапиенс», обладающий интеллектом и внешне неотличимый от человека, должен был стать для девочки «старшим братом» и приобщить Мику к ее китайским корням, рассказывая всякие занимательные факты об ее исторической родине. Янг был полноправным членом семьи, но однажды сломался, и попытки починить его оказались безуспешными. Зато в нем нашли карту памяти, куда робот тайком записывал моменты из своей жизни, которые хотел навсегда для себя запечатлеть.

Будущее

«После Янга» — второй фильм американского режиссера Пак Чун-ына, работающего под псевдонимом Когонада. Хотя фильм содержит отсылки к «Бегущему по лезвию» (взять хотя бы сцену, где Джейк просматривает видеофайлы при помощи голосовых команд, да и сам подтекст ленты в стиле «снятся ли андроидам электроовцы?»), изображенный в нем образ будущего — полная противоположность технопанковскому бардаку из картины Ридли Скотта.

Эргономичные дома, стерильные интерьеры. Беспилотные автомобили плавно мчат по каким-то, видимо, подземным тоннелям. Технологии не лязгают металлом, но спрятаны под органическими оболочками. Человек уютно сосуществует с природой, а среди обычных людей живут клоны и роботы. В этом гармоничнейшем из миров расовые и этнокультурные идентичности, казалось бы, должны стереться, но их существование искусственно культивируется. Домашний андроид — очень дорогое удовольствие, но белый Джейк и темнокожая Кира все равно покупают Янга своей приемной дочери, чтобы воспитать ее как китаянку — по-видимому, в их мире это важно.

На начальных титрах нам показывают сцену танцевального онлайн-соревнования, где в бодром монтажном ритме мелькают все важные для будущего действия персонажи: сосед (Клифтон Коллинз-младший), ремонтник (Ричи Костер), женщина из музея (Сарита Чоудри), таинственная девушка со светлыми волосами (Хейли Лу Ричардсон). Мы видим несколько семей — самых разных, непохожих, среди членов которых есть и роботы, и, как мы потом понимаем, клоны. Но в каждой семье — строго по четыре человека, все в блестящих костюмах и все делают одинаковые движения. Таковы условия танцевального конкурса, однако помещая этот эпизод в начале своего рассказа и интонационно выделяя его (это единственная шумная и смешная сцена в фильме), режиссер придает ему силу символического обобщения.

Кадр из «После Янга». Фото: Imdb.com

Изображенный Когонадой образ будущего — это стандартизированное многообразие. Победившая современная утопия, которая кодифицирует и нормативизирует все различия и включает их в единую унифицированную систему на правах однородных членов.

Как известно, утопия и антиутопия отличаются лишь позицией автора — одобряет ли автор изображенный им образ будущего или нет. Когонада избегает оценок и не углубляется в детали. «После Янга» — камерная картина, действие которой почти не выходит за пределы нескольких интерьеров. Будущее рисуется буднично и лаконичными штрихами, словно режиссер обращается к зрителю, живущему в его мире и прекрасно знакомому с тем, как в нем все устроено.

Определенно, этот мир комфортнее нашего. Скорее всего, благополучнее и безопаснее. Однако есть в нем и свои противоречия. Джейк недолюбливает клонов: неизвестно почему, но об этом сообщается как о чем-то очевидном. Жена соседа и его дочери-близняшки — как раз клоны: они ведут себя будто вышколенная прислуга. Клоны ли в этом мире занимают подчиненное положение, или сосед просто деспот и держит домашних в ежовых рукавицах — неизвестно.

Когонада показательно избегает распространенного штампа научной фантастики: фигуры робота, который желает стать человеком, словно быть человеком — абсолютная ценность, к которой просто невозможно не стремиться. В «После Янга» и роботы, и клоны спокойно принимают свою идентичность, разве что не любят предвзятого к себе отношения. В общем, как и в нашем мире, здесь у всех свои проблемы. Все это делает изображенный Когонадой мир одним из самых интересных и эмоционально убедительных образов будущего в кинофантастике последних лет.

Хейли Лу Ричардсон в фильме «После Янга». Фото: Imdb.com

Прошлое

Сюжет картины — расследование, которое проводит Джейк, все глубже погружаясь в прошлое Янга. На коротких видеороликах с карты памяти, кроме семьи героя и всяких задумчиво колышущихся теней на белых стенах, обнаруживается загадочная девушка, незнакомая Джейку, а вслед за ней и многое другое — большая тайная жизнь андроида, о которой его хозяева даже не подозревали.

Другой режиссер на этом материале бы мог развернуть триллер или мелодраму, но Когонада гасит и саспенс, и излишнюю сентиментальность, сохраняя ровную, чуть меланхоличную интонацию. Он организует повествование таким образом, что фильм кажется почти бессобытийным, несмотря на драматичную фабулу, где есть внезапные сюжетные повороты, любовь и трагическая смерть в автокатастрофе.

«После Янга» — очень, если можно так сказать, интровертное кино. Сюжет с расследованием здесь имеет значение лишь постольку, поскольку отражается на грустном усатом лице Колина Фаррелла, отсматривающего воспоминания Янга и сопоставляющего их со своими собственными. Когда андроид выходит из строя, сразу выясняется, что он играл в семье более важную роль, чем казалось Джейку и Кире. Для Мики он был ближе, чем родители. А отношения супругов, и без того прохладно-натянутые, после «смерти» Янга и вовсе начинают трещать по швам.

Пытаясь понять, как быть после Янга и без него, герой вместе с режиссером задается непростыми вопросами, среди которых, наверное, главный: может ли наша жизнь быть чем-то большим, чем просто суммой накопленных впечатлений? Когонада, кажется, хочет ответить на этот вопрос положительно. Он показательно снимает свою картину так, чтобы ни у кого не возникало соблазна сводить ее к простой последовательности событий и движущихся картинок. Подтекст у него зачастую важнее изображения, а монтажная склейка — важнее монтируемых кадров. Так же и в жизни, говорит режиссер: самое главное таится не в опыте, а за ним и по ту его сторону.

Другое дело, чтобы увидеть это главное, нужен кто-то, кто задумчиво погрузится в твои воспоминания, выставит их в музее или, лучше всего, снимет о них фильм. Если же этого по каким-либо причинам пока не произошло, человеку остается лишь роль благодарного зрителя. Что, может быть, тоже не так уж мало.