«Гладков говорил, что мы не будем как крысы прятаться в подвалах, но мы прятались». Истории жителей Белгорода, покидающих город из-за обстрелов
С начала марта приграничный российский город Белгород почти ежедневно подвергается обстрелам. Только за март 2024 года в нем погибли не менее 12 человек, а во всей области жертвами обстрелов стали почти три десятка жителей. Из-за угрозы ударов местные власти временно эвакуировали 3,5 тысячи детей из Белгорода. Многие горожане либо задумываются о переезде, либо уже уехали в более безопасные места. «Вот Так» поговорил с белгородцами о том, как они переживают обстрелы, почему уезжают из города и чувствуют себя брошенными.
Опрошенные «Вот Так» жители Белгорода рассказывают, что они остались одни со своими проблемами. Поддержки для людей, которые каждый день рискуют попасть под обстрел, нет ни от региональных, ни от федеральных властей. Последние, например, ни разу не объявили траур по погибшим белгородцам.
Кроме того, жители других регионов завышают цены на квартиры для белгородцев или не хотят их сдавать вообще, а пропагандист Владимир Соловьев называет жалобы на обстрелы Белгорода «мерзкой истерикой».
«Мы все потенциальные пострадавшие за всю Россию»
На момент нашего разговора с Оксаной она с мужем и двумя собаками уже была на пути в Краснодарский край. Там они ненадолго сняли квартиру, но куда поедут дальше, пока не знают. Семья хочет жить на черноморском побережье, но не в аннексированном Россией Крыму. Супруги объясняют, что «боятся повторения истории» с Белгородом.
«Это не первый наш отъезд. Мы уже уезжали, но возвращались, потому что в Белгороде у нас оставался бизнес, мы занимаемся общепитом. Когда ситуация налаживалась, мы возвращались в город для того, чтобы работать.
Один раз мы уехали в Москву на несколько месяцев, но даже когда вернулись, понимали, что ситуация в городе не очень хорошая. На январские праздники, после обстрела 30 декабря (тогда в результате атаки в Белгороде погибли 25 человек. — Ред.), мы уехали в Воронеж, чтобы обезопасить себя хотя бы на какое-то время. Уже тогда мы поняли, что, если один раз город обстреляли “кассетами” (кассетными боеприпасами. — Ред.), то это продолжится.
Но, конечно, мы не ожидали, что начнутся ежедневные обстрелы. Вроде бы какого-то чуда ждали, сострадания от ВСУ что ли. Мы просто надеялись на лучшее. Мы не хотели уезжать до последнего, думали, что что-то поменяется, но сейчас уже надежды на это нет.
Получается, мы — заложники ситуации, и мы все потенциальные пострадавшие за всю Россию. Есть регионы, где безопасно, а у нас каждый день погибают люди. У нас очень компактный город и очень плотная застройка. Любой прилет по городу — чаще всего это в радиусе 10 километров от твоего дома. Даже самый дальний прилет — это все равно рядом, это все равно близко. Мы не можем здесь сидеть и играть в русскую рулетку.
Мы до последнего надеялись, что ситуация изменится, может, что-то произойдет на фронте или ООН выскажется, что обстрелы мирных жителей — это вообще-то военное преступление. Мы ждали какой-то реакции от России, от мира, от губернатора. Но после выборов мы поняли, что бесполезно ждать чего-то. Сейчас я уговариваю родителей уехать, но они хотят остаться в городе. К сожалению, я ничего не могу сделать с этим.
Сейчас жизнь в Белгороде — это просто сумасшедший дом. Это просто ужас. Ты как будто постоянно находишься в фильме ужасов. Для психики это просто невыносимо. Меня, например, постоянно преследует звук сирены. Он как будто постоянно крутится в голове, и, конечно, к этому невозможно привыкнуть.
Пока мы были в Белгороде, было страшно засыпать, были мысли о том, что что-то может случиться, а я не проснусь, или вообще не проснусь. Мы постоянно звонили, писали близким с вопросом: “Все целы?” Это невероятное нервное напряжение.
Когда идешь по городу, видишь пустые парковки, темные витрины, понимаешь, что город почти пустой — это угнетает. Мы решили, что вернемся в Белгород только после окончания войны. Я и раньше думала о том, что нам, возможно, придется уехать, с 24 февраля мне постоянно снились сны о том, как я с котомкой еду на поезде в Новосибирск, снилось, что мой дом разрушен, что его грабят мародеры. Раньше это были какие-то грустные фантазии, а теперь они плюс-минус становятся реальностью.
Лично я сейчас не вижу никакой реакции от властей. Какая реакция? То, что наш губернатор съездил на место обстрела и обнял бабушку? Ну хорошо, это говорит только о том, что он, наверное, хороший человек. А что это говорит о том, какой он губернатор? Ничего. Мне сейчас реально нужна помощь и поддержка, а я ее не вижу никаким образом. Про федеральные власти я вообще молчу. Нет никакой финансовой поддержки уехавшим, нет налоговых льгот, нет трансфера.
Меня волновал вопрос введения траура еще 30 декабря. Правильно, что ввели траур после теракта в “Крокусе”, я понимаю людей в Москве, это правильно, но для нас такого не делается. Видимо, власти пытаются как-то замолчать наши проблемы, задвинуть нас».
«Можно сказать, мы теперь бездомные»
Виктория со своим молодым человеком уехали из Белгорода за неделю до президентских выборов (прошли с 15 по 17 марта). Сейчас у них нет места, которое они могли бы назвать домом: пара живет то в Курской области, то у родственников девушки в более безопасном районе Белгородской области. Иногда им приходиться на день приезжать в Белгород, потому что в городе у них осталась съемная квартира. По словам Виктории, они с парнем «чувствуют себя бездомными».
«Когда мы уехали из города, мы знали, что вернемся на выборы, чтобы проголосовать. Но в первые дни выборов Белгород начали бомбить, и мы решили не возвращаться. Мы приехали в третий день, чтобы принять участие в акции “Полдень против Путина”. Встретились с друзьями, попали под объявление ракетной опасности, прятались от обстрелов в ванной. В этот же день мы уехали, потому что оставаться в городе нам было страшно, и мы решили, что пока будем жить так.
Мы можем приехать на один день в Белгород, как в перевалочный пункт, потому что мы ездим то в Курскую область, то к моей семье [в Белгородскую область]. Мы стали какими-то кочевниками, можно сказать, мы теперь бездомные.
Я пока не знаю, что мы будем делать дальше. Мы думали о каком-то глобальном переезде в город, который бы нам понравился, но мы не пришли к выводу, какой это должен быть город. Все равно как будто дом — это Белгород, где пусть и съемная, но наша квартира, где наши вещи, наш привычный быт, просмотр сериалов, друзья, походы в бары.
У меня всегда было ощущение с самого начала войны, что когда-то это должно произойти — нам придется уехать. Я старалась отгонять эти мысли, но они все равно никуда не уходили. Мы очень любим Белгород, и, если обстановка наладится, мы, конечно, вернемся. Это один из лучших городов, в которых я была. Очень чистый, любимый.
Мне кажется, что спустя пару недель обстрелов люди в России все-таки услышали, что белгородцы нуждаются в помощи. А от властей мне, честно говоря, помощь не нужна. Я не думаю, что они мне помогут. Чем они могут мне помочь? Снимут мне новую квартиру? Устроят мне жизнь? Друзей мне в новом городе найдут? Реакция региональных властей очевидна. Они тоже в Белгороде, они тоже боятся, но единственное, что меня смутило — губернатор Гладков, идущий на выборы. Сначала он выкладывал посты с призывами быть бдительными, осторожными, а потом такой: “Все беремся за ручки и идем голосовать”.
Про федеральные власти вообще ноль комментариев по этому поводу, потому что это ужасно, что пока Белгород обстреливали, Путин выступал с ехидной мордой с каким-то обращением, мол, вот мы всех победим, и буквально ни слова не сказал о том, что в российском городе вообще-то умирают люди. Я от них всех уже ничего не жду. Лишь бы хуже не сделали.
Ожидаемо, что всем будет насрать на обстрелы Белгорода, что власти ничего не сделают, что им главное “достичь целей СВО” и все. У меня было ощущение какой-то несправедливости из-за “Крокуса”, потому что у нас в поселке, где живут мои родители, через день, наверное, после теракта в “Пятерочке” (сеть российских супермаркетов. — Ред.) начали собирать гуманитарную помощь для пострадавших. А для нас такого ни разу не было. Все мы знаем, что Москва не Россия, поэтому с трауром тоже было обидно. По белгородцам траура не вводили.
Сейчас город разделился на два лагеря. Одни говорят: “Это наш дом, мы никуда не поедем”, а другие очень радуются, что им удалось себя уберечь. Я не понимаю пока, в каком я лагере. Иногда я думаю: “Ладно, я буду под обстрелами сидеть в ванной, но я хочу домой”».
«Ты постоянно живешь в страхе от прилета до прилета»
Жительница Белгорода Елена планирует уехать из города в ближайшие несколько месяцев. Один раз она уже пыталась покинуть обстреливаемый Белгород — собрала вещи, сняла квартиру в соседнем регионе, забрала с собой кошку, но в последний момент передумала уезжать. Однако от идеи покинуть город она не отказалась.
«Я решила уехать, когда начались сильные обстрелы перед выборами. В то время меня не было в Белгороде, и я вернулась незадолго до 15 марта, перед этим я читала про обстрелы, про напряженную ситуацию в городе. Я готовилась к худшему и думала, что в дни выборов будут намного сильнее бомбить.
Мои опасения не оправдались, было терпимо, но все эти дни перед выборами и после в городе умирали люди. Было очень страшно, потому что прилеты были по несколько раз в день, начиная с утра. В тебя могло прилететь в любой момент.
Страшно прятаться в коридоре во время обстрелов, страшно читать новости о том, что умирают люди, целые семьи. Люди неделю жили под регулярными обстрелами. Ты постоянно живешь в страхе от прилета до прилета, прислушиваешься ко всему и удивляешься, когда ничего не прилетает. Очень хотелось просто спокойно поспать, чтобы хотя бы день никуда не прилетало.
Все ожидали, что после выборов ситуация улучшится, все станет как прежде, но ничего не изменилось. Я попала под обстрел на улице, просто спряталась в каком-то здании. Гладков говорил, что белгородцы не будут как крысы прятаться в подвалах, но мы прятались.
В один из дней я написала своему другу, что мне очень хочется выйти на улицу, просто погулять без обстрелов, и он наехал на меня: “А что ты тут два года сидишь? Может хватит? Или ты так и будешь сидеть в Белгороде, пока не прилетит в твой дом?” Это стало тем самым пинком, который мотивировал меня задуматься о переезде, потому что так жить дальше нельзя. Хочется просто жить, а не выживать. Хочется носить красивую одежду, надевать каблуки, а не кроссовки, потому что на каблуках ты не успеешь добежать до укрытия. Мне жалко хоронить свою молодость из-за обстрелов.
На следующее утро я села смотреть квартиры. Я хотела переехать в Воронеж, потому что он рядом, это большой город, и у меня в нем есть знакомые. Квартиры в Воронеже хоть и были, но по высоким ценам. Я даже нашла чат с белгородцами, которые переехали в Воронеж. Они либо снимали квартиру посуточно, очень дорого, либо не могли найти жилье и им помогали местные волонтеры. В сети много жалоб белгородцев: жилье либо невозможно снять, либо арендодатели завышают цены, когда узнают, что люди приехали из Белгорода.
Одним утром у меня началась паника, потому что в этот день мужчине прилетело в балкон и он погиб, и был прилет недалеко от центра города. Я поняла, что обстрелы приближаются ко мне и надо что-то делать. Я нашла квартиру в Орле, решила, что там спокойно проведу по крайней мере неделю.
Я собрала чемодан, купила билеты, но, когда я засунула кошку в переноску, вышла из дома и поняла, что не хочу уезжать. Это было очень сложное решение, и я решила, что буду следить за обстановкой. Я думаю уехать в мае. Но мне пока не верится, что я смогу переехать. У меня здесь друзья, близкие, я люблю этот город. Не хочется все бросать и начинать жизнь с нуля, но надо как-то пережить это все и уехать.
Федеральным властям, конечно, по**ать (наплевать) на нас. Поэтому мерзко слушать Путина, Соловьева о том, какие мы все храбрые люди. Мерзко, потому что Соловьев приехал к нам только из-за того, что в соцсетях поднялась шумиха. Путин к нам перед выборами вообще не приехал, поэтому мы послушаем, какие мы храбрые, из его бункера.
После теракта в “Крокусе” мне было очень обидно. Если про обстрелы почти никто не говорил, то в Москве сразу и траур объявили, и помощь пострадавшим пообещали. Да, я понимаю, что там очень много людей погибло, но, когда я прочитала новости про теракт, я без какого-то сожаления это читала, потому что я сидела в коридоре под обстрелами. Мне было плевать, потому что я в этот момент сама могла умереть, и, когда умереть можешь ты, тебе как-то все равно становится, кто там погиб, что произошло».
Валерия Безрукова для «Вот Так»
