«На смерть Высоцкого» – история одного стихотворения, которое приписывали Гафту. Vot Tak TV нашел его настоящего автора
«Всего пяток прибавил бог к той цифре 37, Всего пять лет накинул жизни плотской…», – это стихотворение «На смерть Высоцкого» вошло практически во все сборники посвященные барду и поэту. Оно ходило по всему Союзу на фотокарточках, люди переписывали его друг у друга. Автором этих строк называют Валентина Гафта, если спросить поисковик, то появятся тысячи публикаций подтверждающих это. Но на самом деле это не так. Журналист Vot Tak TV Арсений Веснин нашел настоящего автора этого стихотворения. Это петербурженка Эрлена Лурье, сейчас ей 88 лет. О том, что автор именно она, в основном знают только в узких интеллигентских кругах Петербурга. Эрлена Лурье рассказала историю своих уже легендарных строчек.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лег виском на дуло. Срок жизни увеличился, и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время! В. Высоцкий
Всего пяток прибавил бог к той цифре 37,
Всего пять лет накинул жизни плотской.
И в 42 закончили и Пресли, и Дассен,
И в 42 закончил петь Высоцкий.
Не нужен нынче револьвер, чтоб замолчал Поэт…
Он сердцем пел – и сердце разорвалось!
Он знал – ему до смерти петь, не знал лишь сколько лет,
А оставалось петь такую малость.
Но на дворе двадцатый век – остался голос жить,
Записан он на дисках и кассетах.
А пленки столько на земле, что если разложить,
То можно ею обернуть планету.
И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,
И пусть молчат, что умер наш Высоцкий.
Что нам Дассен, о чем он пел не знаем мы совсем, -
Высоцкий пел о нашей жизни скотской.
Он пел о том, о чем молчим – себя сжигая, пел,
Свою большую совесть в мир обрушив.
По лезвию ножа ходил, винил, кричал, хрипел -
И резал в кровь свою и наши души.
И этих ран не залечить и не перевязать…
Вдруг замолчал – и холодом подуло.
Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать -
За всех за нас он лег виском на дуло.
Ленинград. 1980
Давайте начнем с самого начала истории этой истории
Я тогда годах в семидесятых уже была не просто антисоветчицей, но еще и “самиздавтовкой”. У меня заболел ребенок и мне пришлось работать из дома, я купила печатную машинку, этим подрабатывала. Ну и тут потихоньку в мою жизнь вошел самиздат. Мне попадались Гумилев, Мандельштам, я их перепечатывала по 10 экземпляров, раздавала друзьям. Ну и понеслось, чего я только не распространяла таким образом. И вот потом, примерно одновременно в нашей жизни появились барды: и Галич, и Окуджава, и другие.
Высоцкий был одним из них. Мы все их слушали. Но однажды я услышала совсем другую пленку Высоцкого, которая была записана не у нас в Союзе, а во Франции. Ее мне дал Александр Володин (драматург, автор пьесы “Пять вечеров”, – примечание редакции), ему ее кажется кто-то привез. И это были совсем другие песни. Оказалось, что Высоцкий – сильнейший социальный поэт. Потрясающе. Он про нас пел, про нашу жизнь. Впечатление было колоссальное. На его советских пластинках были совсем другие вещи, юмористические в основном. А потом я еще увидела его на сцене. «Таганка» привезла в Ленинград «Гамлета» и Высоцкий окончательно перестал быть «одним из них».
Так вот, эту французскую запись, которая была у Володина, нам переписала его жена Фрида Шелимовна. А я стала сразу ее активно пропагандировать. Всем гостями, народу с работы давала послушать. Мы иногда даже в гости ходили с тяжелым магнитофоном, крутили эти песни. И вот когда все это произошло, когда умер Высоцкий в 80-м году, к нам пришел режиссер «Ленфильма» Игорь Мушкатин и переписывал эту пластинку.
Я в этот момент села в другой комнате и написала эти стихи. Они крутились в голове, и я их написала. Это же огромное потрясение было, надо было как-то высказаться. Я тогда отдала один листок Игорю. Причем, это был еще совсем сырой вариант, я же только-только написала. И вот в первое время в Ленинграде ходили два варианта стихотворения – тот, что я Игорю отдала и мой доделанный.
То есть потом появился второй вариант?
Ну, это просто доработанное стихотворение. Этот мой вариант начал расходиться после 9 дней со смерти Высоцкого. У нас тогда собралось много народу, с завода «Арсенал», из библиотеки Дома писателей, мои ребята знакомые. Игорь Мушкатин тоже был, он же с Высоцким встречался, во ВГИКе они в общежитии пересекались.
У нас дома стояла большая фотография Высоцкого, а рядом лежали мои стихи. Я их прочитала. Все стали просить: «Дай мне, дай мне». Человек двадцать у нас собралось. Ну и я ушла в соседнюю комнату, на тонкой бумаге на своей «Оптиме» напечатала два раза по 10 штук. Свою фамилию мне просто в голову не пришло поставить. И эти стихи пошли по городу, а потом по стране. Они размножались в геометрической прогрессии.
Почему их стали приписывать Гафту?
Расходились они под разными фамилиями. Их приписывали даже Вознесенскому, но чаще всего Валентину Гафту. В то время появились эпиграммы Гафта, и, вероятно, к текстам эпиграмм кто-то подложил и мое безымянное стихотворение. Так, видимо, и утвердилось имя Гафта. Это стихотворение знакомые мне привозили и с севера, и с юга, со всех концов страны. Я слышала его по радио, в лекциях о Высоцком. В общем, оно стало жить активной самостоятельной жизнью. Я этим в общем-то горжусь.
Стихотворение это даже разъезжало по всей стране. Какие-то товарищи стали в поездах продавать фотографию Высоцкого, на обратной стороне которого были напечатаны два стихотворения: его «И снизу лед, и сверху – маюсь между…», а ниже, почти без опечаток и без подписи, мои. Один приятель за рубль купил такую карточку в Красноярске, другой – вообще в Средней Азии.
Вы как-то пытались добиться признания своего авторства?
Самое интересное, Гафт всегда открещивался от этих стихов. И как-то раз судьба так распорядилась, что мы встретились. В Москве я случайно попала на премьеру спектакля «Молва» в театре имени Маяковского, в последний момент мне достали билеты. И вот с моей подругой Маринкой пошли. Сидим на своем втором ряду. Мимо, естественно, кто-то проходит дальше, вдруг Маринка в бок тыкает. Я смотрю, а это Гафт рядом со мной сел. Я вся конечно завибрировала, занервничала и в конце представления не удержалась:
«Валентин, Простите, я вашего отчества не знаю. Мы с вами давно заочно знакомы – это мои стихи ходят под вашей фамилией».
Он сразу спросил меня: «Вы из Ленинграда?» – Да.
«Мне говорили, что автор – женщина из Ленинграда!»
Очень эмоционально он отреагировал, познакомил меня со своей спутницей и говорит:
“Мне столько писем по поводу этих стихов приходит! А сколько я имел от них неприятностей!”
Тут, правда, спохватился и расшаркался: «И приятностей тоже!» И стал оправдываться, говорить, что стихи ему приписали, он не виноват. В общем, разобрались.
Почему Джо Дассен появился в стихотворении?
Да очень просто задело. Все радиостанции трубили о смерти Джо Дассена. А о Высоцком они молчали. Мы же сначала о его смерти узнали вообще из-за границы. Потом только стали уже у нас говорить. А вообще оба они умерли в 42 года, как и Пресли. Нам же еще сказали, что Высоцкий от инфаркта скончался, я так и написала в стихотворении.
(О смерти Высоцкого сообщили только два советских издания, «Вечерняя Москва» и «Советская культура». Официальной причиной смерти назвали инфаркт миокарда. О наркозависимости Высоцкого там не упоминалось. Вскрытие по завещанию поэта не проводилось – примечание редакции)
Все-таки, кто-то кроме знакомых знал, что это ваше стихотворение?
Конечно. В некоторые сборники оно все-таки под моим именем попало. Мне за него влетело как-то. В Доме ученых прочитала его. Наш руководитель Глеб Семенов сразу встал и сказал:
«Эрлена Васильевна, (он меня всегда просто по имени называл) вы сделали непозволительный выпад».
Речь шла о строчках «Высоцкий пел о жизни нашей скотской». Ну говорили, что он был обязан, стукачи же сидели и все такое. Под моей подписью в одном из самиздатовских сборников это стихотворение значилось. Причем, я помню, смотрю его, там Вознесенский, Окуджава, а моего стихотворения нет. И тут оказывается, что в самом конце такие строчки:
“Более сильный и более искренний голос в отношении к Высоцкому прозвучал в самиздатовском стихотворении ленинградки Эрлены Лурье, которым мы бы и хотели завершить свою работу“.
Конечно, мне очень приятно было.
Тот факт, что сейчас опять почти везде написано, что автор – Гафт, вас не смущает?
Да? я и не знала. Главное, что стихотворение живет.
Арсений Веснин / Vot Tak TV
