«Теперь мы — ЦИПСО, приспешницы Навального, спонсируемся Ходорковским». Жена российского мобилизованного — о попытках вернуть мужа домой

Коллаж: «Вот Так»

Москвичка Мария Андреева — одна из немногих жен мобилизованных, которая публично заявляет о своей позиции и открыто борется за возвращение мужа с фронта. В начале ноября Андреева с другими женами мобилизованных даже присоединилась к митингу КПРФ в Москве, развернув плакаты с требованием вернуть военных домой. «Вот Так» поговорил с Андреевой о том, почему власти больше года держат мобилизованных на передовой, как за это время изменилось ее отношение к войне и не боится ли она преследований за свою позицию.

— Что было последней точкой, когда вы решили выйти на митинг в центре Москвы с женами других мобилизованных и родственницами?

— Наше правительство в принципе не оставило никаких [других] способов, как мы можем выразить свой протест. Начнем с того, что вы, наверное, знаете, что недавно у нас осудили девушку за антивоенные ценники и дали ей очень серьезный срок. Так вот, все, кто нам говорит, что мы не выходим с антивоенной риторикой… Товарищи, вы знаете, мы не выходим, потому что мы не хотим оказаться на ее месте. Извините, но если мы на ее месте окажемся, мы вообще ничего не сделаем. Я думаю, это логично.

Мы в очень жестких условиях вынуждены лавировать между тем, что мы хотим и что мы считаем справедливым, и между тем, что вообще война противна женской сущности по определению. Потому что каждая женщина девять месяцев вынашивает ребенка уж точно не для того, чтобы его потом через 20 лет застрелили и он гнил в поле. Ну вот не для этого. Но мы не можем выйти непосредственно в открытую с антивоенной риторикой, потому что все это закончится статьей о дискредитации российской армии.

Мы же сначала заняли достаточно мирную нишу, насколько это возможно, мы пытались выстроить диалог, мы ходили и ходим на встречи к депутатам, приносим непосредственно наши чаяния. Мы говорим не только, мол, демобилизуйте наших ребят, и всё — дальше хоть трава не расти. Нет. У нас есть, на самом деле, еще и блок предложений, как нужно изменить законы.

Но мы понимаем, что никто не собирается это заканчивать — как бы мы не были против этого всего или за это всё. Это не закончится, потому что это репутационный ущерб нашему правительству. На все наши заявления, электронные и бумажные письма мы получаем банальные ответы: некоторые [чиновники] даже не удосуживаются изменить фамилии.

На 100 тыс. электронных подписей на нашу петицию мы тоже не получили внятного ответа, мы получили отписку. Такую же отписку я могу спокойно получить, если просто одна напишу в приемную президента, как меня это все осточертело.

— Удалось ли чего-то добиться, когда вы провели митинг в Москве?

— Пока мы писали письма втихаря, мы были уважаемыми женами мобилизованных. Нам хотя бы сочувственно кивали. А теперь мы — ЦИПСО, приспешницы Навального, спонсируемся Ходорковским, живем на американские гранты. Мы, оказывается, абсолютно не в состоянии самостоятельно мыслить, мы не живые люди: какие-то, знаете, шестеренки в оппозиции.

Мария Андреева во время пикета на Театральной площади в Москве, 7 ноября 2023 года. Фото: Путь домой / telegram

Основной негатив исходит от тех, кто так или иначе относится к партии власти, к «Единой России». Изначально же Шойгу на коллегии Министерства обороны при президенте сказал о том, что нужно перевести нашу армию на контрактные рельсы, набрать 521 тысяч контрактников с учетом замены мобилизованных. И это, мол, приоритетная задача Министерства обороны, ее нужно выполнить до 2023 года, до конца.

Мы думали: «Ну, годик потерпим, ладно, хорошо. Вроде как срочку служит год, ну ладно». Мы себя уговорили, что это относительно справедливо: понимаете, мы настолько диалогоспособны, что мы вот даже себя уговорили. А потом в сентябре единоросс [Андрей] Картаполов проговорился, что наши парни там до конца, а ротации они не подлежат. Вот вам отпуска — и подавитесь. Меня лично бомбануло. И я начала уже думать, что бы можно такое придумать, а не только подписи подписывать.

Когда запретили девочкам митинг в Красноярске, их чат увела помощница депутата [от «Единой России»] Елены Пензиной, Валентина Воронцова. А потом она еще поимела наглость, нашла какого-то мужика, посадила его на стульчик напротив белой стеночки и он нам посоветовал закрыть свои очаровательные ротики. Так вот, мы всем теперь советуем закрыть их очаровательные ротики.

Мы самостоятельные единицы, каждая из нас обладает умом, трезвой мыслью, и мы сами в состоянии организоваться и сами в состоянии использовать свое образование, чтобы отставить свои права.

— Расскажите, как ваш муж вообще попал на так называемую СВО?

— 21 сентября [2022 года] была объявлена частичная мобилизация. Мужчины стали получать повестки, моему мужу она тоже пришла — на работу. 12 октября мы его уже военкомат проводили.

Я, если честно, была вообще просто в шоке. Но он до этого говорил: «Видишь, что-то у нас не ладится? Видишь, как на фронте все плохо? Может мне добровольцем пойти?» А я ему говорила: «Слушай, ты что, вообще обалдел? Маленький ребенок [у нас]. Куда ты поедешь?»

Потом через некоторое время опять заводит эту шарманку. А в сентябре, получается, началась частичная мобилизация. Он говорит, дескать, может, мне пойти. Я говорю: «Нет! Знаешь что? Сиди дома. Вот если придет повестка, это одно. А вот самому беду кликать не надо».

Я, в принципе, догадывалась, что, скорее всего, нам повестка придет, потому что муж, во-первых, медик, во-вторых, он в армии служил. И судя по тому, кого призывали, в это время повестки приходили тем, кто так или иначе служил либо в связи, либо в спецназе. А у него учебка была в связи, а вторые полгода службы — в части, которая готовила как раз спецназ.

— А кем работал ваш муж?

— Массажистом работал. Собственно, на войне он спасает раненых российских солдат. Почти на операциях: то есть все, что делает средний медицинский персонал, тем он и занимается. То же самое, только немного в полевых условиях.

— Сколько раз ему удалось за время службы вернуться домой? Давали ли ему вообще отпуск?

— Ну, слава богу, у него с этим делом нормально. Весной, правда, из-за украинского наступления анонсированного отпуска переносили, но потом снова возобновили. Он ушел в отпуск летом на день рождения дочери, а потом ушел на мой день рождения осенью.

Мария Андреева со своим мужем и ребенком. Фото из личного архива

Я не очень понимаю вообще, почему отпуска только 14 дней и раз в полгода. То есть наше государство считает, что люди, которые рискуют своей жизнью, достойны отпуска как у банковского клерка или как у обычного госслужащего?

Сейчас мы хотим, чтобы службу наших мужчин признали оконченной. Что такое отпуск? Вот они приезжают, видят, что здесь мирная жизнь. И потом, не успев даже хотя бы немножко адаптироваться, хотя бы отогреться, как-то влиться в мирную жизнь, они вынуждены уже сразу ехать обратно. Моя дочка только привыкнет к отцу, только поймет, что с папой можно поиграть, а папа опять уезжает, время вышло.

— Что вам муж рассказывал про события на фронте? Что он там видел? Может быть, он как-то поменял свою точку зрения на то, что происходит в Украине?

— Он уходил туда [в Украину] патриотом, считал, что это нужно. А сейчас складывается ощущение, что это какой-то договорняк. Сначала, предположим, мы берем посадку, кладем 10 человек из пехоты, потом украинцы эту посадку отбивают, кладут 10 человек из своей пехоты. Потом мы опять эту посадку отбиваем. И вот этот пинг-понг продолжается достаточно долго. Если вы посмотрите, линия боевого соприкосновения уже не меняется давно, совсем не меняется.

Ничего не происходит, но людей на линии боевого соприкосновения в пустую кладут очень много. И смысл в этом какой? Наши вот эти цели какие-то размазанные? Я сначала боялась об этом говорить, а потом подумала: «А чего бояться?» Это геноцид украинского народа. И геноцид нашего русского народа.

Чем, по сути, занимается наш президент? Как это называется? Это не помощь Донбассу, не помощь Луганской области. Нет, это просто геноцид славянского народа, сделанный руками славянского народа. Вот как это называется.

Дело в том, что вся медицинская служба, все оснащение — на 90% это гуманитарка. Вот о чем здесь можно говорить? То есть каждый выживший солдат после ранения обязан своей жизнью не Министерству обороны, что оно такое все из себя замечательное, а тем, кто занимается волонтерской и гуманитарной деятельностью.

— Что муж рассказывал по поводу того, насколько они хорошо оснащены в медицинском плане? Есть ли чем лечить солдат?

— В последний раз мой муж покупал дезинфицирующие растворы для стерилизации инструментов за свой счет. Лично у меня в какой-то момент страх ушел на второй план. Я понимаю, что если это дальше продолжится, мы можем просто не увидеть своих близких. И я начала по-другому расставлять приоритеты. Но пока не все девочки дозрели до этого.

Вы понимаете, наш мобилизованный настолько бесправный, что если тебя перекинут из одного подразделения в другое, ты не можешь сказать «нет». То есть, если ты был где-нибудь относительно в спокойном месте, и тебя вдруг из-за того, что у тебя жена особо буйная, перекинут в штурм, ты ничего сделать не можешь.

Причем я еще не понимаю: есть девочки, у которых изначально мужья в штурме. Что терять-то? Надо говорить, пытаться что-то делать.

— А насколько ваше сообщество жен мобилизованных большое?

Сложно сказать, потому что есть те, кто боятся, есть те, кто уже готов к более активным действиям — с ними можно договориться. Есть, конечно, те, кто уже потеряли [своих мужей]. Наши ряды редеют, это как бы не секрет.

Автомобильный флешмоб участников телеграм-канала «Путь домой», где жены мобилизованных требуют вернуть солдат с фронта. Фото: Путь домой / telegram

Есть даже те, кому вся эта ситуация выгодна. Я имею в виду женщин, которые несчастны замужем. Ведь для нашей глубинки в некоторых деревнях это единственный способ заработать. И если предположим, в Москве, в Петербурге достаточно маленькая была квота на мобилизацию, то в Бурятии, Татарстане — там была очень большая квота.

Вот что-то наши мужики, когда повестки забирали, чтобы не прятаться, чтобы семья не голодала, они выбирали как раз сложный путь и думали о нашем благополучии. А их жены не всегда способны подумать об их благополучии и рискнуть.

Давайте вот, положа руку на сердце: закончится СВО, даже если мы попадем за решетку, скорее всего, после окончания СВО нас амнистируют. Большинство из нас выйдет по УДО. Главное, что мы будем сидеть по такой статье, по которой в «Шторм Z» не попадем в связи со своей половой принадлежностью и в связи со своей гражданской позицией.

— То есть вы не боитесь преследования за вашу активную позицию?

— Боюсь, конечно. Каждый нормальный человек боится. Наверное, там на зоне-то не особо приятно. Да и ребенок у меня маленький. Ну а как иначе? Как молчать дальше, чтобы наших мужиков списывали? Здесь особо нет выбора, понимаете?

Мария Андреева с соратницами на Манежной площади в Москве, 2 декабря 2023 года. Фото: Путь домой / Telegram

Можно, конечно, переживать за свою пятую точку дальше. Но я так не смогу. Если не дай бог что случится, я буду всегда себя винить, что я сделала недостаточно.

— А муж в курсе вашей активности? Что он вам говорит?

— Он меня поддерживает, потому что он очень хочет домой тоже. Но он там ничего особо сделать не может. Даже те мужчины, которые не поддерживают своих жен, они не поддерживают их, скорее всего, не потому, что они домой не хотят, а потому что на них давит вот этот мужской социум, который говорит: «А чего это тебя баба пытается достать? Ты что, подкаблучник что ли?»

— Изменилось ли после всей этой ситуации ваше отношение к Владимиру Путину?

— У меня отношение к нему давно поменялось. В принципе, я изначально, когда смогла голосовать, за него не голосовала. Я голосовала за Жириновского, честно скажу, в знак протеста. В 2018 году у меня украли старость своей пенсионной реформой, хотя обещали не красть. Потом, я считаю, просто нашу конституцию превратили в прах, потому что теперь каждый может сесть в президентское кресло, начать ее переписывать под себя, обнулять, что не нравится, написать, что захочется.

Ну а теперь мы еще, извините, вторглись на территорию другой страны, нам втирают какую-то ахинею по поводу приближающегося блока НАТО. Если мы уж в это дело ввязались, и наше правительство не собирается это развязывать, то пусть это делает силой контрактной армии.

Я видела листовки от Министерства обороны, мы еще и в Африку [солдат] набираем. Мы еще на Украине не закончили, но уже в Африку набираем свой контингент. А нам говорят, что наших парней заменить некем. Так вы умерьте свои амбиции. А вообще я считаю, что этот геноцид надо заканчивать. Ну хватит, ну не получилось. Чего на самом деле хотели-то? Что заедут на танчиках, а украинцы закидают цветочками и будут радоваться? Да не будут они радоваться.

Полицейские рассматривают плакат участников пикета за возвращение мобилизованных мужей на Театральной площади в Москве, 7 ноября 2023 года. Кадр из видео

— В одном из интервью вы сравнили Украину с трудным подростком, которого нужно было спасти. Вы изменили свое мнение?

— Смотрите, Хрущёв амнистировал бандеровцев, но всегда Украина смотрела на Европу. Всегда там были проблемы. Давайте почитаем Гоголя, «Тарас Бульба». Проблемы были. То же самое у нас — проблемы всегда были с Дагестаном, с Кавказом. Мне кажется, во времена Лермонтова только ленивый там и не повоевал.

Хрущёв берет и амнистирует бандеровцев — и там это все дело зреет, все эти антироссийские настроения. Ну а почему мы это пустили на самотек? После распада Советского Союза никто Украиной не занимался. Все это дальше зрело.

— А почему вы считаете, что кто-то должен был заниматься Украиной, если Украина — это независимое государство?

— Ну, конечно, Россия должна своими вопросами заниматься, но каждая страна сейчас занимается внешней политикой. И очень важно, чтобы соседи, которые тебя окружают, к тебе были лояльны. Если Украина хочет идти в Евросоюз, это, наверно, ее решение.

То же самое, когда вы приходите в магазин и хотите выбрать какой-нибудь продукт. Правильно? Вам же никто не должен навязывать, какой продукт покупать — из Болгарии или из Армении?

Вот нам говорят, что Украина в НАТО хочет, а у меня вопрос: «Что вы сделали для того, чтобы она в НАТО не хотела?» Ну, раз отпустили тогда, тогда смиритесь. А то получается, как я и говорила, отпустили трудного подростка и наконец вспомнили, что у него, оказывается, огромные проблемы. А теперь это надо кровью исправить обычным гражданам.

Хотя можно это было сделать совершенно по-другому: извините, те же самые США не гнушаются обрабатывать другие страны. Хотя они тоже суверенны. Если мы говорим о внешней политике, можно же это делать по-другому, без крови? Было бы желание! Но желания нет. Потому что так проще, понимаете, проще довести все это до апогея и ввести войска. Вместо того, чтобы планомерно на протяжении несколько лет работать.

— Может быть, кто-то вам уже писал, просил, чтобы вы замолчали?

— Мне еще пока не прилетало. Ну, каждый раз, когда говоришь, что не прилетало, сразу думаешь, что завтра где-то прилетит. Если звоночки появятся, я, естественно, сразу начну экстренно всех оповещать.

Дело в том, что я общаюсь с огромным количеством мобилизованных, которые видят эти интервью и говорят «Спасибо». И они тоже за этим следят. Они связаны по рукам и ногам, и они очень надеются, что наше движение хоть как-то с мертвой точки это сдвинет. Потому что все ресурсы у нашей страны есть. А если их нет, надо заканчивать [войну].

— Какие у вас дальнейшие планы, что собираетесь делать?

— План — хоть как-то заявить о себе на Прямой линии президента, чтобы хотя бы как-то смог наш вопрос поднять, хотя мы отлично все понимаем, что он от ответа уйдет. Он у нас такой мастер демагогии, но хочется хотя бы полюбоваться, как он будет отвечать.

Беседовала Полина Шандрак