«Просто хочу, чтоб водичка была чистая». Как коренные народы выживают рядом с нефтяниками: история борьбы и смирения
Коллаж: «Вот Так»
Ежегодно в России происходят тысячи нефтеразливов, уничтожающих культуру и быт коренных народов — оленеводов, охотников и рыбаков, столетиями живущих в этих местах. На самых несговорчивых давят особенно сильно. Так случилось с шаманом Сергеем Кечимовым, против которого возбудили уже три уголовных дела. В совместном материале журналисты «Вот Так» и «Новой вкладки» рассказывают о том, как нефтяники выдавливают Кечимова с его родовых земель, в каких условиях живут коренные народы России и кто (не) несет за это ответственность.
В 2013 году государственная нефтедобывающая компания «Сургутнефтегаз» начала работу в Ханты-Мансийском автономном округе на берегах озера Имлор — священного для хантов, местного коренного населения. С этого момента не заканчивается противостояние госкорпорации и самых стойких представителей этого малочисленного народа. Один из активных противников нефтяников — 64-летний Сергей Кечимов из селения Русскинская.
В окрестностях озера Имлор Кечимов живет всю жизнь — с развитием нефтяной индустрии семьи коренных народов откочевали, а Сергей Васильевич остался. Хранитель священного озера Имлор, шаман и оленевод, он пытается бороться с корпорацией уже семь лет. Мы встретились с ним недалеко от дома.
Кечимов показал нам 200-летний лук, который достался ему от прадеда жены Сергея, Капитолины Тевлиной, и натянул тетиву. Лук крепко слажен из лиственницы и березы, скреплен рыбным клеем, вместо сгнившей тетивы из кедрового корня охотник натянул проволоку.
«Я нефтянику говорю: “Вы такой стрелы не боитесь?”» — охотник берет стрелу с набалдашником — для белок, чтобы шкуру не дырявить.
Из лука Кечимов стреляет только во время национальных праздников, на белок уже не охотится, на нефтяников пока тоже не собирается, но согласиться с варварским уничтожением своего дома не готов. «Сургутнефтегаз» систематически допускает разливы черного золота, и нефть попадает в водоем, напоминает он. Само же озеро оказалось просто окружено трубами «Сургутнефтегаза» со всех сторон.
Защищать свою землю в одиночку ему сложно. Другие ханты шамана не поддерживают, не общается он и со старшим братом Афанасием, которому не нравится, что Сергей много матерится и спорит с нефтяниками. Причина недовольства Афанасия проста — у него с нефтяниками договор: ему «немножко платят квартальные — 4 тысячи рублей». Этноактивисты, с которыми мы поговорили, рассказывают, что подобный «подкуп» местных жителей — распространенная практика для нефтедобывающих компаний, ведь это проще, чем решать проблему системно.
Первый конфликт между компанией и шаманом произошел в 2014 году. Тогда Кечимов убил собаку сотрудников «Сургутнефтегаза», которая, как он утверждал, загрызла оленя и пыталась напасть на него. Началась драка, в результате которой шамана обвинили в угрозе убийством двоим нефтяникам и обманным путем заставили подписать признательные показания — документы были на русском языке, который хант практически не знает. Спустя три года Кечимова приговорили к обязательным работам по 119-й статье УК.
Олень Кечимова, задранный собаками нефтяников. Фото: Сергей Кечимов / Facebook
В 2022 году по этой же статье шамана приговорили к полугоду ограничения свободы. Как рассказывал Кечимов, в окрестностях его стойбища появились сотрудники «Сургутнефтегаза» и стали валить лес. После словесной перепалки участники конфликта опять подрались. Сергей утверждает, что его просто избили, а нефтяники обвинили Кечимова в том, что он угрожал им топором — за это против шамана и возбудили очередное уголовное дело.
На следующий день после суда, когда Кечимов вместе с женой возвращался на «Буране» на стойбище, его остановили сотрудники ГИБДД, рассказывает шаман. Полицейские включили «мигалку», поравнялись со снегоходом и столкнули шамана с транспорта.
«Ты пьяный едешь. Нарты у тебе вот так сходят, — пересказывает Сергей события того дня. — И они драться на меня налетели. У них сил не хватает. Один наручник мне надевал, а я так взял, сбил. Я говорю, вторую половину снимайте. Если нет, так я болгаркой буду отпиливать».
По словам охотника, во время перепалки полицейский пригрозил Кечимову пистолетом, а тот в ответ вытащил топор со словами: «Давай. Ты стрельнешь, или я тебе топором кину?» Метать топор ханты учатся с детства: дисциплина входит в школьную программу физкультуры северного многоборья.
Полицейский спрятал оружие, а Сергей с женой ушли в лес. Супруги позвонили своему другу Устину — тот отвез их в свой дом, где они болгаркой отпилили наручники. В этот же день в дом Устина ворвались полицейские и задержали Кечимова.
Против него завели дело о нападении на полицейских, по которому ханту грозит до 5 лет лишения свободы. Вину оленевод не признает и суд над собой считает преступным.
«Я живу на своей земле. Это нефтяники, судья — преступники. Он бы взял нефтяников судил. Надо защищать человека», — сказал Кечимов. Заседание по этому делу пройдет 18 сентября.
Сергей Кечимов посреди разливов нефти на своем угодье. Фото: Сергей Кечимов / Facebook
В 200 километрах от Руссинской находится природный парк и Нумто, другое священное озеро, где в 2016 году «Сургутнефтегаз» тоже начал разрабатывать месторождение, несмотря на протесты экологов и местных жителей.
Священная земля Нумто
Население одноименной деревни рядом с парком — 160 человек, треть из них старше 60 лет. Как и Кечимов, они ведут традиционный образ жизни: держат оленей, собирают дикоросы, ловят рыбу.
«Значение озера Нумто и окружающего его природного ландшафта для ханты и ненцев можно сравнить со значением Троице-Сергиевой лавры. Промышленное вторжение в этот ландшафт будет рассматриваться представителями этих народов как культурная катастрофа», — рассказывала общественный деятель Надежда Молданова из деревни Юильск рядом с Нумто.
Для ханты нефтедобыча означает почти полное уничтожение не только культуры, но и вообще традиционного образа жизни: спецтехника разрушает землю, которая на Севере может восстанавливаться столетиями, нефтеразливы (а в России они происходят тысячами ежегодно) отравляют воду и флору. Уже в первые годы работ «Сургутнефтегаза» местные жители рассказывали, что олени травятся химикатами, которыми нефтяники засыпают скважины, потому что они напоминают соль.
«В моем Сургутском районе нефтедобытчик перевернул всю землю. Здесь они то же самое сделают. Через два-три года здесь ничего не останется», — говорил в 2019 году Кечимов.
Насколько сбылось его предсказание, неизвестно — последний независимый репортаж из Нумто, рассказывающий о проблемах местных жителей, был четыре года назад. Сами нефтяники утверждают, что сейчас их отношения с оленеводами строятся на «взаимном уважении и доверии», а все строительные работы согласовываются с местными жителями.
Цена молчания народа
«История Кечимова — наглядный пример того, что происходит с человеком, который решил защищать свою территорию, священные места. В июле состоится суд по его делу (заседание перенесли на сентябрь 2023 года. — Ред.). Это очень опасный прецедент», — говорит Андрей Данилов, саамский активист и член международного Союза саамов.
Согласно международным стандартам, объясняет собеседник, освоение месторождения должно проводиться только по процедуре СПОС — свободному предварительному осознанному согласию коренного населения. Нефтяники должны согласовывать свои работы с местным населением.
Однако вместо этого, говорит Данилов, компании «заливают» жителей деньгами или другими компенсациями — например, техникой или бензином.
«Они говорят, мы вам дадим кое-какие преференции, и вы уходите. Это они называют СПОС. На самом деле, это выдавливание. Принцип “покупания за бусы”: в компании понимают, что народ нищий, он должен на что-то жить. А для бизнеса это небольшие траты, они покупают согласие за подачки», — отмечает Данилов.
Сейчас, говорит Андрей Данилов, когда российские нефтяные компании находятся под санкциями, ситуация стала еще хуже — ведь теперь они почти ничем не рискуют, игнорируя международные стандарты.
Со стороны такая политика может выглядеть как компромисс, говорит Геннадий Щукин, секретарь «Абориген-Форума» России, однако на практике компании даже не пытаются прислушаться к тому, что по-настоящему нужно жителям:
«Нефтяники считают, что идут навстречу — финансируя нашу культуру, проведение национальных праздников, но саму экономику коренных народов они не поддерживают. В итоге население оказалось в зависимости от недропользователей».
Кечимов в разговоре с нами уклонился от ответа, есть ли у него договор с нефтяниками — однако у редакции «Новой вкладки» есть допсоглашение к договору, который оленевод заключил с «Сургутнефтегазом» в марте 2020 года. За размещение промышленных объектов в родовом угодье Кечимова ему предложили единовременную выплату — 632 тыс. 184 рубля. Кечимов говорит, что деньги от нефтяников не брал.
Государство в государстве
Судьба председателя семейно-родовой общины коренного малочисленного народа Долган Геннадия Щукина во многом напоминает историю Кечимова — в родном поселке Усть-Авам в Таймырском Долгано-Ненецком районе он сталкивается с непониманием местных жителей, с одной стороны, и с давлением промышленников — с другой.
«Местные жители боятся, что [из-за критики] “Норникель” не профинансирует ту или иную общину, сделает им что-то, или полиция начнет преследовать из-за меня. Когда начали задерживать машины моей общины, все предприниматели и охотники стали бояться со мной сотрудничать», — рассказывает Щукин.
По его словам, недавно в поселке был рейд, в ходе которого охотинспекция пригрозила местным охотникам, что если те продолжат работать на Щукина, такие рейды станут регулярными. «Водители тоже говорят, что уважают и понимают меня, — говорит собеседник. — Но их предупредили, что машины, перевозившие грузы моей общины, будут задерживаться под разными предлогами».
Теперь коренные жители обращаются со своими просьбами именно к нефтяникам — это быстрее и проще, чем обращаться к государственным властям, говорит Щукин. Благодаря такой схеме нефтяники могут покупать у народа, находящегося в финансовой зависимости от него, что захотят — и в первую очередь молчание, отмечает собеседник.
«Ничего про нас без нас». Как решать проблемы коренных народов
По официальной статистике, ежегодно в России происходит более 18 тыс. разливов нефти, большинство из них — именно из-за прорыва трубопроводов. Однако вместо замены труб с истекшим сроком эксплуатации компаниям проще и дешевле платить штрафы, отмечает в разговоре с «Вот Так» Валера Ильинов, коми-активист и редактор проекта Komi Daily.
«Проблема [прорыва нефтепроводов] — системная. Трубы уже износились, потому что многие из них были построены еще при Советском Союзе и с тех пор не менялись. Законопроект об обязательной замене труб, предложенный депутатом от КПРФ Олегом Михайловым, Госсовет Коми отклонил», — говорит собеседник.
Кроме того, все крупные компании, связанные с добычей полезных ископаемых — либо государственные, либо тесно связанные с властью, отмечает Ильинов:
«Те, кто пишут законы, принимают их, следят за их соблюдением и занимаются нефте- и газодобычей — это одни и те же люди, поэтому они не заинтересованы в том, чтобы вводить ограничение [для компаний]».
При этом, добавляет Ильинов, налог на добычу полезных ископаемых практически весь идет в Москву, а не в бюджет Коми, а законы разрабатываются без участия самих коренных народов. «Самый главный принцип здесь — “ничего про нас без нас”. Любые вопросы должны решаться при совещании с коренными народами», — говорит саамский активист Андрей Данилов о том, что можно сделать для решения проблемы.
«Сургутнефтегаз» заявляет, что выработал политику в области взаимоотношений с коренными народами. Компания взяла на себя обязательства ограничивать проезд посторонних, ввоз огнестрельного оружия, рыболовных снастей, взрывчатых веществ и собак. На территориях коренных жителей запрещены охота, рыбалка, сбор ягод. Имущество хантов, их культовые места и святилища считаются неприкосновенными. После признания озера Имлор достопримечательным местом «Сургутнефтегаз» не возводит свои объекты в границах озера.
Разлив топлива в Норильске. Фото: ilya_torgonskyi / Instagram
Как рассказал «Вот Так» представитель коренного малочисленного народа Долган Геннадий Щукин, в 2020 году, после экологической катастрофы в Норильске, он предложил «Норникелю» план совместных действий решение проблем, состоящий из 33 пунктов. Сначала компания отказалась его рассматривать, рассказывает Щукин, а затем «подхватила эти идеи, но преподносит их как свои». Но авторство инициатив, говорит собеседник, в данном случае неважно, главное — что компания обратила на них внимание.
«Интересы бизнеса нас не волнуют — пускай они богатеют, — говорит Щукин. — Я всего лишь хочу, чтобы водичка была чистая, чтобы я мог выпить оттуда, чтобы рыба была, чтоб я мог ее не только съесть, но и продать, купить лекарство, продукты детям, предкам что-нибудь. Для этого лишь нужно, чтобы к нам, как к коренным жителям, прислушивались».
Алёна Лобанкова, Олег Кольцов
