«Война — дело прибыльное». Как в Подмосковье собирают бронежилеты и форму для российских военных

Флисовые кофты и коробки, в которых их привезли. Фото: «Вот Так»

Корреспондент «Вот Так» отработала одну смену на подмосковном складе, где собирают комплекты военной формы и бронежилеты для российской армии. Рассказываем, кто и почему выбирает такую работу, сколько за нее платят и как, по словам сотрудников склада, форму иностранного производства выдают за отечественную.

Накануне

Вакансии сборщика бронежилетов были размещены на российском сайте объявлений Avito. «Работа простая (легко). Берем всех без опыта работы», — привлекают кандидатов в одном из объявлений и призывают писать круглосуточно. В одной вакансии обещают платить от 105 тыс. рублей (1155 долларов), в другой — до почти 330 тыс. рублей (3,6 тыс. долларов). По первому объявлению ответили, что девушек не берут, зато по второму пригласили на собеседование. Позже оказалось, что адреса обоих работодателей совпадают.

Текст одной из вакансий. Сейчас она снята с публикации или удалена за нарушение правил Avito

Рекрутинговая компания расположена в бывшей промзоне. Затерянный в полупустом бизнес-центре офис выглядит несолидно, не всем толпящимся в приемной соискателям хватает стульев. Папка с надписью «Минобороны» в шкафу за спиной секретарши выдает, что я по адресу.

Мне и другим кандидатам предлагают заполнить стандартную анкету: имя и возраст, пожелания к зарплате, опыт работы. Собеседование длится меньше пяти минут. Менеджер Илья мельком просматривает мою анкету и кратко рассказывает об условиях работы.

«Девочки у нас бронежилеты не собирают, девочки собирают комплекты военно-полевого обмундирования, — сообщает мне он. — Необходимо будет упаковывать и собирать по размерам форму. Работа стоя, на складе. Телефон допускается, но использование его должно быть сведено к минимуму».

Приезжим предлагают вахту от 15 до 60 дней, местным — график 5/2. Смены длятся по 12 часов — с 9 утра до 9 вечера и наоборот, можно выбрать между дневными и ночными. Каждые два часа — перерыв, на обед дается час. За смену платят 3,5 тыс. рублей, выплаты — раз в неделю.

8:40 − 9:20. «Россия станет центром Вселенной»

Мой рабочий день начинается в 9:00, но я приезжаю в 8:40. Илья несколько раз предупреждает, что склад — режимный объект, поэтому опоздавших и без паспорта не пускают.

У шлагбаума уже собралась толпа. В вакансии указано, что она подходит для студентов, но молодых лиц почти не вижу: многие старше 40 лет, немало жителей северокавказских республик, выходцев из соседних стран, а также женщин в хиджабах. Взглядом цепляюсь за темнокожего парня и подхожу узнать, откуда он. «Из Гвинеи», — отвечает он на русском. «Да он москвич. Коренной причем!» — шутят мужики. Позже узнаю от коллег, что африканец отучился в одном из столичных вузов и решил задержаться в России, чтобы найти невесту.

Наконец выходит бригадир и приглашает всех внутрь. Документы на входе никто не смотрит. Зато насчет опозданий Илья не обманул: если прийти после 8:45, могут вычесть час рабочего времени или не пустить вовсе.

Склад — высокое помещение длиной больше 100 метров. Противоположной стены не видно из-за ящиков, которыми заставлена вся дальняя половина склада почти под потолок. Раньше здесь располагался сортировочный центр интернет-магазина Wildberries.

Бригадир направляет меня к шести длинным столам. За каждым стоит около десяти сотрудников: по паре мужчин и женщины. Встаю к одному из столов и знакомлюсь с коллегами.

Сортировочные столы. Фото: «Вот Так»

Речь заходит о том, в каких регионах или даже странах выгоднее работать вахтой. Кто-то говорит, что хорошо платят в Южной Корее. Ирина — бойкая черноволосая женщина с челкой — заявляет, что туда бы ни за что не поехала.

— Лучше обосновываться в России, в Сибири.

— Почему? — интересуюсь я.

— Как почему? Россия станет центром Вселенной, когда все исчезнет. Айсберги растают, Южное море разольется и все затопит.

Ирина уверена, что грядет Апокалипсис. С двумя из его всадников, по ее словам, мы уже успели познакомиться — это коронавирус и войны. Еще два всадника в пути — это климатические изменения и голод. Ее речь льется стройным потоком:

— Никак по-другому человека не пробудить. Люди сошли с ума, делят то, что им не принадлежит. Они решили, что могут устраивать пакости другим государствам — это Америки касается. Она главный пакостник на Земле, поэтому ее убирают. Она исчезнет, как когда-то Вавилон.

Нашу беседу прерывают другие сортировщицы: рабочий день начался уже двадцать минут назад, но мы так и стоим без дела.

9:20 − 11:00. «Нам был подан однажды Распутин, но его не слушали. А сейчас — Путин»

Среди сортировщиц нарастает паника: а вдруг работы сегодня не будет? Оказывается, недавно было четыре дня простоя подряд и большинство сотрудниц отправляли домой. «А ты новенькая, первый день, что ли? И зачем они еще набирают?» — возмущаются за столом.

Сортировщиц не предупреждают заранее, если работы на всех не хватит. Рекрутеры получают оплату за каждый отработанный их сотрудником день и надеются, что в число выбранных попадут нанятые им работницы. Им безразлично, что остальные зря потратят время и деньги на дорогу. «Надо вцепиться в стол и говорить: я всегда здесь стояла. Могут меня рвать, ничего не выйдет», — поучает Ирина.

Рядом со мной горячатся две женщины: они никак не могут доработать вахту и уехать домой, а дни простоя им не оплачивают. Одна из них грозится: если ее и сегодня отправят со склада — она устроит разнос менеджеру, потребует расчета и поедет обратно, в Новгородскую область. Интересуюсь, как ей работа. «Работа не бей лежачего, стоишь-упаковываешь. У нас там вообще работы нет, а если есть — то держат для своих. А так везде копейки [платят], по 8−10 тыс.», — раздраженно отвечает она.

Тревога оказывается ложной: сегодня никого домой не отправляют. Ропот утихает. К столам подкатывают палеты с горой ящиков. Работаем по принципу конвейера. Мужчина в одном конце стола разгружает коробку с одеждой — сегодня это флисовые кофты. Женщины аккуратно их складывают, прикрепляют брендовую этикетку, кладут в фирменный пакет, клеят на него стикер-штрихкод и скрепляют веревкой по 10 штук. Второй мужчина вновь упаковывает связку в коробки.

Мне достается легкая задача — я складываю флиски в прозрачный пакет с треугольным логотипом в центре «Триада-ТКО» и закрываю зиплок. Внизу аббревиатуру расшифровывают: «Тактика. Компетенции. Оснащение».

Флисовые кофты. Фото: «Вот Так»

Приноровившись к работе, я интересуюсь у Ирины, кто наслал на Землю всадников Апокалипсиса.

— Высшая инопланетная цивилизация, которая курирует Землю. Но кураторы ни в чем не виноваты, они хотят нам лучшего. Иначе нас никак не расшатать!

— А какая роль у России во всем этом? — прерываю ее я.

— Главная. Главная и основная, — помолчав, она продолжает. — Только здесь качественные люди по доброте своей. Мы позволили уничтожить царскую семью заживо. На нас свалились беды — и это нам урок. Россия сейчас для всего мира изгой, но это не так. Россия — это свет. Нам был подан однажды Распутин, но его не слушали. А сейчас — Путин.

В конце Ирина добавляет: «Мы здесь собрались для блага, — ее голос становится торжественным. — Помогаем воинам нашим и зарабатываем чистые деньги».

11:00 − 12:30. Каждый третий — артист

Раздается звонок, как на заводе — значит, начался перерыв. Курящие уходят на улицу, а остальные рассаживаются на деревянных палетах — больше негде. Завожу разговор с другими женщинами, чтобы узнать, что привело их на склад.

Светлана — низенькая блондинка за сорок — переехала в Подмосковье из Белгородской области, потому что мужу предложили здесь вакансию. Раньше она работала в салоне оптики. Теперь копит деньги, чтобы получить образование оптиметриста и зарабатывать больше. До склада ей приходится ехать больше двух часов в одну сторону.

— Ближе ничего не нашлось? — спрашиваю с сочувствием.

— Там платят максимум две пятьсот за смену, — поясняет она.

Молоденькая Катя говорит, что совмещает три работы, потому что копит на первый взнос ипотеки.

— Я вообще-то офисный работник — продаю страховки. А еще подрабатываю продавцом-консультантом. Вот такой я уникальный человек! — с гордостью добавляет она.

— И долго тебе осталось копить?

Катя закатывает глаза — вижу, что попала по больному.

— Ох, как я коплю… Вот допустим, через пару дней я хочу купить духи Yves Saint Laurent или Calvin Klein — это двадцатка!

В уме считаю: Катины духи стоят, как семь дней работы на складе.

Перерыв в работе. Фото: «Вот Так»

Звонок извещает, что пора возвращаться к работе. Женщины беседуют без обиняков и стеснения, будто знают друг друга много лет.

Катя вспоминает, что не поделилась сплетней. Девушка переходит на шепот и рассказывает, что устроил на одной из ночных смен бригадир. Несколько сотрудниц «накрутили ему хвост»: требовали от него денег сразу, хотя выплаты приходят раз в неделю. Тогда он «устроил концерт» — стал бегать за ними, а после порезал вены ножом. Кто-то вызвал полицию, и его увезли.

— Зачем он это сделал? — спрашиваю я.

— А что ты хочешь? Он уголовник, в тюрьме за убийство сидел… — вклинивается Света.

— Ты что, испугалась? Не бойся, — Катя усмехается. — Он здесь больше не работает, — и с иронией добавляет: — А так, у нас здесь каждый третий — артист.

12:30 − 13:10. «Трупы машинами вывозили, каждый день»

Слова Кати недалеки от правды. Вскоре узнаю, что с нами за одним столом работает «музыкант» (так называли бойцов ЧВК «Вагнер». — Ред.).

— Вот Иван с СВО пришел, — рассказывает мне Ирина про мужчину, который распаковывает коробки. — Он пошел по найму, денег заработать. Две машины купил, три ляма привез. Ну, как он говорит. Только почему он здесь стоит…

Иван молчаливый и седоватый, у него осунувшееся лицо и маленькая наколка на тыльной стороне ладони. Весь перерыв он сидит в телефоне и ни с кем не общается. Иногда отрывается от экрана, убирает смартфон и смотрит вдаль — но почти сразу вновь лезет за ним в карман. Наконец решаюсь завязать разговор. Иван подтверждает, что шесть месяцев провел на войне — штурмовал Бахмут.

— Мы не дошли 500 метров до окраины [города], у нас контракт кончился, и нас домой отправили. Обидно, конечно! — делится он.

Иван решил пойти воевать в ЧВК «Вагнер» сам. Боевого опыта у него не было, обучение длилось всего две недели — «с 5 утра до 12 ночи. Мы даже уезжали [на фронт прямо] с полигона». Признается: сначала было страшно, а потом привык.

— А насколько правда то, что показывают по телевизору? — интересуюсь я.

— Да 90% врут.

— А в чем врут?

— Ты хорошо спишь? — вдруг спрашивает Иван.

— В основном да.

— Так зачем тебе кошмары? — я не отвечаю, и он продолжает сам: — Потери жуткие. Самое большое было — положили 130 человек за день. Брали одну высоту и не взяли. Трупы машинами вывозили, каждый день, машинами, — он еще раз повторяет: — Ма-ши-на-ми, каждый день.

Иван не отрицает, что поехал бы и еще раз. Недавно на войну ушел и его двоюродный брат, у которого только родился ребенок: «10 дней понянчил — и на фронт». Решение своего родственника Иван объясняет так: «А чего б не воевать? Можно умереть. А можно и не умереть. Всегда надеешься, что тебя пронесет».

13:10 − 14:00. «Война — дело прибыльное!»

Перерыв заканчивается. Все коробки уже разобрали, заняться нечем. Достаю из кармана смартфон — но на меня шикают коллеги: «Спрячь!» Объясняют: в рабочее время телефонами пользоваться нельзя, даже если делать нечего. Могут оштрафовать на целый рабочий день или даже уволить. Один из бригадиров, прозванный за крикливый нрав Чайкой, на днях выгнал за это двух девушек. «Им это выгодно. Он тебя оштрафует, а твоя зарплата ему уйдет», — поясняют мне.

Сотрудницы жалуются, что работа на складе организована из рук вон плохо: простои и задержки случаются постоянно. При этом от работников требуют почти армейской дисциплины, которая поддерживается угрозой штрафов и увольнения. «Вот такой у нас здесь концлагерь», — усмехается Катя.

Сидеть на палетах вне перерыва тоже нельзя — все стоят, уперевшись локтями в столы. Решаю прогуляться до туалета. Возле женского постоянно очередь: из трех кабинок работает только одна — и у той сломана щеколда.

На обратном пути осматриваюсь. Ближе ко входу на склад стоят столы сборщиков бронежилетов — всего их 25. За каждым трудятся по четверо мужчин: они вставляют защитные панели в наружный чехол. Работа тяжелая, руки устают и болят — у многих они в перчатках или с заклеенными пластырями пальцами. Норма на всех за смену — 300 бронежилетов. Каждая группа должна сдать не меньше 12 штук, а отстающих грозятся штрафовать. За столами есть и женщины — они контролируют качество сборки.

Сборка бронежилетов на складе. Фото: «Вот Так»

Когда я возвращаюсь на рабочее место, вижу, что сотрудницы столпились вокруг бригадира. На складе шумно, издалека слышно плохо. По обрывкам фраз догадываюсь, что речь идет о грядущем переезде на новый склад. Мужчина уже заканчивает рассказ, толпа рассасывается, и мне удается подойти поближе. Слышу, как в ответ на чей-то вопрос он говорит: «[Работы еще много], 5 млн комплектов формы под сборку до февраля. Война — дело прибыльное. Это мы думаем, что делаем для наших ребят. А оно “отмывается” по 10 раз!»

Коллеги рассказывают, что это помещение — временное. В начале 2024 года планируется перенести работы в другой подмосковный город, где для комплектования военной формы и сборки бронежилетов оборудовали склад еще больше. Возле него будет специализированное общежитие для вахтовых сотрудников — сейчас их размещают в арендованных хостелах.

Женщины бурно обсуждают переезд. Светлана надеется, что он затянется: в N ей добираться еще дольше, придется оставить работу. Ирина же охотно поселится в общежитии, если там будет комфортно. Оплата уменьшится на 300 рублей и станет 3,2 тыс. рублей за смену, зато не придется ездить издалека — от старшей дочки, которая арендует квартиру в Москве. Так я узнаю, что Ирина, которая верит в особую миссию России и всадников Апокалипсиса, родом из Брянской области. Вместе с младшей дочкой и матерью Ирина живет в поселке городского типа в 20 километрах от границы с Украиной.

«Все деревушки у границы эти нацисты бомбят. Все, что низко летает, ПВО не ловит. Там люди два года как по подвалам заседают.. А у меня [частный] дом уже два года содрогается каждый день. Вот мы спим утром — и пошло! До обеда могут мочить. Пока не набомбятся, как суки, не заткнутся», — со злостью рассказывает она.

Ирина убеждает меня, что за Украину воюют только «наемники, пидорасы и наркоманы»:

«Я лично ездила закупаться в Украину, потому что там все за полцены — техника из Польши идет. Мы ездили на базары за мясами, за салами украинскими. Все это уничтожено, — сетует она. — Там люди служат им, нацикам, но они взяты в оборот и живут, как в плену, как в аду. Ребята [российские военные] рассказывали мне лично, что их [украинских военных] карманы напичканы порошками, они обдолбанные все. И фотографии их любовников там, они гомосеки все».

К разговору присоединяется Светлана. Она делится, что из-за войны жилье в ее родной Белгородской области подешевело и ее подруга решила купить квартиру где-то в приграничье. «А что, война кончится, а квартира останется!» — обосновала свой план та.

14:00 − 14:25. Обед на полу

Работа так и не появляется. К 14:00 приходит бригадир и объявляет перерыв на обед. В памятке от Ильи было сказано, что на складе есть «место для приема пищи, микроволновка, чайник и холодильник». Светлана тоже собирается туда и предлагает меня проводить.

Столовой оказывается небольшая комната с шестью столами. Места не хватает, люди сидят друг у друга буквально на головах. К стойке с тремя микроволновками, бойлером и чайником выстраивается очередь.

Объявление на мужской раздевалке грозит штрафом в 2 тыс. рублей тем, кто ест вне столовой. Но обедающие с пластиковыми контейнерами и заваренными дошираками мостятся на корточках и на полу прямо в коридоре и раздевалках. «Когда устраивалась, обещали комфортные условия, а мы здесь как свиньи сидим», — жалуется товарке женщина в годах. Тут же, расстелив на полу картонку, совершает намаз молодая мусульманка.

Женщина читает намаз. Фото: «Вот Так»

Кто-то включает бойлер одновременно с печкой — и электричество вырубает. Меня просят позвать на помощь кого-нибудь из расположенного в соседней комнате офиса администрации.

Заглядываю в помещение: на зеленых, как в больнице, стенах висит портрет Владимира Путина и флаг Российской империи.

— Извините, пожалуйста, там пробки выбило. Можете помочь?

— Кто выбил пробки? — грозно отзывается из-за стола под имперским стягом мужчина, но все же встает и идет к щитку в коридоре.

Столовая во время обеда. Фото: «Вот Так»

14:25 − 17:00. Российская форма вьетнамского производства

Когда возвращаюсь к рабочему столу, одна из моих коллег изучает буклет, который мы кладем в упаковку вместе с флиской. В нем представлен ассортимент военной одежды «Триада-ТКО». Летние, демисезонные и зимние костюмы на температуру до –25 градусов, нательное белье, кепка и бафф.

Лезу в интернет, чтобы больше почитать о производителе. С официальной страницы «ВКонтакте» узнаю, что «Триада-ТКО» входит в ГК «Калашников» и поставляет всесезонные комплекты полевого обмундирования для Минобороны. «Передовой отечественный производитель высокотехнологичной гражданской и тактической одежды и снаряжения премиум-класса», — читаю о бренде на сайте официального дилера.

Чуть позже Ирина рассказывает:

— Это одежда не российская, ее везут из Вьетнама, а мы ее делаем, будто под нас. Чисто цепляем свою бирку, будто Россия.

— Откуда ты знаешь?.

— Так это все знают! — утверждает она. По ее словам, четыре дня простоя в работе были связаны с тем, что судно с грузом из Вьетнама задержалось в пути. — В первый день [после перерыва] мы паковали пуховики. Они были леденющие-леденющие! И сырые.

До конца смены я успеваю уточнить, кто производит одежду еще у нескольких людей, включая постоянного сотрудника склада. Они подтверждают, что почти все изделия из ткани, оказавшиеся на складе, приехали из Вьетнама или Китая.

Перерыв заканчивается. Уже привезли новые коробки для сортировки, и человеческий конвейер потихоньку оживает.

— Давайте, девочки, работаем! Поможем нашим мальчикам! — подбадривает коллег Ирина. — Как же я ими горжусь, как восхищаюсь! Повезло же матерям, у которых такие сыновья!

— А мне их жалко… — признается Светлана.

— Это ты брось! Не надо их жалеть, это низкие вибрации, — обрывает ее Ирина.

— Надо гордиться! — поддакивает Катя.

После недолгого обсуждения они сходятся, что уж кого не жалко — так это тех, кто уехал из России. «Те люди, которые ее покинули и грязью поливают — у них паршивейший план души. Но это все плюс: Россия очистится от таких», — резюмирует Ирина.

Сообщение на странице «Триада-ТКО» / vk.com

17:00 − 19:40. Еще один «музыкант»

В следующий перерыв к столу подходит невысокий и румяный парень. Он заводит разговор с Ириной. Она представляет его как Егора и уверяет: мне точно будет интересно с ним пообщаться.

— Только не забудьте на свадьбу позвать! — не упускает шанса съязвить Катя.

— Да я только развестись успел, — отшучивается Егор.

Егор вырос в Новосибирске, получил высшее образование в сфере автоматизации, участвовал во всероссийских олимпиадах и даже преподавал. Но бросил профессию и ушел работать в автосервис: парень обожает машины, да и платят там лучше, признается он.

Егор — сорвиголова, он постоянно влипает в приключения и охотно мне о них рассказывает. Остался без прав за пьяное вождение, с женой развелся через шесть дней после свадьбы, потому что та «загуляла» по клубам, объехал полстраны ради заработков. В Москве тоже оказался спонтанно: друг пригласил — и он сорвался. Этот же друг и устроил Егора собирать бронежилеты, пока он не найдет работу в автосервисе.

— Чего я только не успел в свои 25 сделать… И по всей России покатался, и жениться успел, и на войне был…

— На этой? — удивляюсь я.

— А на какой еще? В Бахмуте.

— И как там?

— Страшно. Ну а как еще? И весело.

— Чего же веселого?

— Когда тебя пытаются постоянно убить, это весело.

— Разве не страшно?

— Сначала страшно, потом весело.

Интересуюсь, что привело его на войну. Егор многозначительно переглядывается с другим сортировщиком и замолкает. Ему явно не хочется отвечать, но я озвучиваю догадку — и Егор подтверждает: на фронт он попал из тюрьмы.

За решетку Егор угодил за то, что торговал наркотиками. Ему оставалось сидеть еще семь лет, когда в колонию приехал лично Пригожин и выступил перед заключенными.

— От его речи у меня аж в глазах потемнело, — вспоминает Егор.

— И о чем он говорил?

— Что Родина в нас нуждается. Что многие умрут. Знаешь, я почувствовал, что это такой момент, когда жизнь на до и после [делится].

Егор утверждает, что до тюрьмы был «миролюбивым интровертом», но заключение его озлобило. Провести еще годы за решеткой он не хотел, поэтому и подписал контракт. На фронт он попал как медик — помогло образование, полученное в колледже с военно-патриотическим уклоном. «За полгода спас больше тысячи человек, три медали получил», — с простецкой гордостью делится он. Интересуюсь, сколько среди спасенных было украинцев. Он отвечает, что только двое — особо ценные пленные.

В следующий перерыв Егор вновь подходит ко мне и приглашает на перекур. Он не замолкает ни на минуту и травит байки обо всем подряд: о жизни в Сибири и первых неделях в Москве, приключениях, клубных тусовках и военных буднях.

— Нам однажды приказ спустили, уши резать. Все их трупы и пленные с отрезанными ушами были, — рассказывает он о мерах устрашения, предпринятых в ответ на якобы зверства украинской стороны.

— И ты бы стал?

— Мне не приходилось, я же врач.

— А стал бы?

— А куда деваться, если приказ? — отвечает он уклончиво и поясняет: в «Вагнере» расстреливали за дезертирство, неподчинение приказам, мародерство и прочие провинности.

Позже, разговорившись, парень делится: даже если бы не сидел в тюрьме, все равно бы пошел на фронт.

— Во-первых, люблю свободу. Во-вторых, у меня все-таки патриотическое воспитание, Родину свою я люблю. В-третьих, ненавижу тех, кто иных взглядов.

— Это каких?

— Тех, кто слабых обижает.

— Это ты про Донбасс?

— Про Донбасс. И думаешь, Донбассом бы кончилось? Украина бы его захватила — и на Россию бы рыпаться начала. И что тогда нам делать?

19:40 − 21:20. Подарки для внуков

Когда мы заканчиваем сортировать последнюю коробку, до конца смены остается еще больше часа. Бригадир сообщает, что работы сейчас не будет. Я вздыхаю с облегчением, потому что сильно устала. Ноги и спина затекли. В голову будто натолкали стекловаты — она гудит и побаливает от неутихающего шума: разговоров и окриков, звука скотча и стука молотка.

Коллеги советуют не радоваться раньше времени. На прошлой неделе двух девчонок прямо под конец смены экстренно забрали паковать «спецзаказ для Медведева» — комплекты формы, которую заместитель председателя Совбеза должен был вручать отличившимся военным. «Тоже мне подарок, треники!» — тихо язвит одна из участниц беседы.

К счастью, срочных задач не возникает. В 20:30 к столам выходит бригадир и объявляет: «Смена окончена, всем спасибо!» В ответ раздаются дружные аплодисменты. Я прощаюсь с Егором, который остается еще на одну смену, и другими коллегами, и бреду к остановке.

Пока жду транспорта, пожилой мужчина интересуется у меня, как прошла первая смена. Вадим собирает бронежилеты. Он коренной москвич с неплохой пенсией, но решил найти подработку, чтобы баловать внуков. По его словам, на складе трудятся еще много пенсионеров, которым особенно трудно найти работу с достойной оплатой. «Так, чтобы прийти и получить деньги сразу — [других вариантов] нет», — поясняет он.

Подъезжает автобус, мы заходим внутрь и садимся рядом. Вадим рассказывает, что работает на сборке бронежилетов с начала октября. Тогда всем платили 2,6 тыс. рублей за смену, но «никто не хотел идти». Пришлось поднять оплату сначала до 3,2 тыс. рублей, а потом — нынешних 3,5 тыс. рублей. Формой же на складе стали заниматься в первой половине ноября. Вадим заверяет, что в Подмосковье и по всей России еще много таких складов.

Заговорившись со мной, Вадим чуть не пропускает свою остановку. Он бегло прощается и выскакивает из автобуса, а я прислоняю голову к холодному стеклу и закрываю глаза. В голове калейдоскоп мыслей о прошедшем дне. Я отгоняю их одну за одной, пока не остается последняя. Есть в этом что-то бесконечно неправильное, когда дед собирает бронежилеты, чтобы заработать на подарки внукам.

Надежда Симонова для «Вот Так»