Коктейли Молотова и рельсовая война — стратегия новой российской оппозиции. Роман Попков поговорил с «партизанами» об их методах борьбы

Огонь на улице Красных Зорь

Ночью на 10 июня 2022 года в Нижнем Новгороде в одном из дворов по адресу с романтичным названием улица Красных Зорь вспыхнул огромный факел. Горел автомобиль «Тойота», принадлежащий основательнице фонда «Привет из дома» Наталье Абиевой. Фонд Абиевой собирал «гуманитарную помощь» для оккупационных подразделений российской армии в Украине.

«Это связано с тем, что я занимаюсь помощью военнослужащим. Это единственная причина, по которой меня хотят запугать. Нас всех хотят запугать и сказать: они не дремлют, они нас здесь будут долбить», — комментировала местным СМИ поджог своей машины Абиева.

Ответственность за акцию взяла «Революционная ячейка Поволжья» — группа активистов, называющая себя «партизанами и повстанцами».

«Абиева — организатор фонда поддержки путинской армии, ярая сторонница действующего режима и разжигательница войны. Таким, как она, плевать на смерть десятков тысяч людей в Украине, миллионы разрушенных и поломанных судеб. Абиеву интересует только мнимое, иллюзорное “величие России”. Но разве можно заработать величие, умывшись кровью? Мы считаем, что эта война несет погибель не только Украине, но и России. Мы должны сделать все возможное, чтобы ее остановить», — заявила «Революционная ячейка Поволжья». Текст коммюнике ячейки опубликовал телеграм-канала «Громко», специализирующийся на освещении партизанских акций прямого действия.

Активисты заявили, что «средств для мирного протеста в нашей стране не осталось», и выразили надежду, что «это четкое послание (поджог автомобиля. — Ред.) будет услышано».

«Сейчас мы активно пополняем базу данных сторонников режима и разжигателей войны нашего региона. Борьба продолжится», — пригрозили нижегородские «городские партизаны».

Девушка с коктейлем Молотова

До 24 февраля 2022 года в России акции прямого действия и силовое сопротивление были маргинальным дискурсом, от которого несистемная оппозиция пыталась открещиваться. Но после февраля остатки этой оппозиции, в целом разгромленной Кремлем еще в 2021 году, были зачищены. Фактически введенная военная цензура и полная отмена свободы собраний подталкивают несогласных с политикой режима россиян к прямому действию.

Анастасия Левашова в суде Фото: Московские суды общей юрисдикции

Символической точкой отсчета в новой истории прямого противостояния стала акция 22-летней москвички Анастасии Левашовой. Девушка бросила коктейль Молотова в сторону полицейских на не санкционированной столичными властями антивоенной акции 24 февраля, в день начала российского вторжения в Украину. Левашову отправили в колонию на два года по статье 318 УК РФ («Насилие в отношении представителя власти»).

«Поступок Левашовой нас, конечно, вдохновил. Но и без этого мы начали бы действовать, — рассказал «Вот Так» участник одной из ячеек, занимающейся поджогами военкоматов в российских регионах. — Уже нельзя после протестной акции просто пойти домой или привычно загрузиться в автозак, получить административный штраф. Происходит самое важное и самое страшное событие в нашей жизни, и нельзя действовать как во времена митингов “Он вам не Димон”. Мы не из-за коррупции какой-то протестуем, не из-за домика с уточкой. Кстати, Левашова за свой эмоциональный жест отделалась сравнительно легко, а вот мы на вполне сталинские сроки можем уехать».

Но большинство поджогов военкоматов осуществляется не организованными группами, а одиночками. Первый поджог произошел уже через несколько дней после начала войны — 28 февраля в подмосковном городе Луховицы. За последние месяцы подожжены более двух десятков военкоматов. Большую часть таких акций можно считать скорее символическими: помещение военкомата не выгорает полностью, поврежденными оказываются только двери и окна. Это происходит не потому, что акционисты стремятся минимизировать ущерб — просто исполнителям не хватает опыта и времени: нужно успеть покинуть место проведения акции до появления силовиков.

Но уйти удается не всегда. Периодически силовики рапортуют о задержании поджигателей. Кого-то ловят по горячим следам, кого-то находят позже. За поджоги военкоматов людей задерживают в Подмосковье, Тульской, Ивановской, Свердловской областях и в других регионах. Среднестатистический портрет российского антивоенного поджигателя-одиночки — молодой парень из райцентра в глубинке. Хотя есть и исключения вроде 48-летнего московского художника Ильи Фарбера, задержанного за поджог военкомата в Удмуртии.

Более опытные и хорошо организованные «городские партизаны» оценивают деятельность поджигателей-одиночек в целом позитивно, а к их неудачам относятся с пониманием.

«Военкомат является режимным объектом. Это сильно усложняет успешное проведение операции и делает военкомат целью повышенной сложности.

Даже если в результате поджога энтузиасту-новичку удалось спалить только дверь или выбить окна в здании и не быть при этом задержанным — это успех, ведь человек получил бесценный опыт планирования и осуществления акции.

Можно рассчитывать, что такой человек проведет анализ своих действий, сделает работу над ошибками и в следующий раз результат превзойдет предыдущий», — так участники «Революционной ячейки Поволжья», с которыми пообщался корреспондент «Вот Так», думают о поджогах военкоматов.

По мнению активистов «ячеек», их деятельность усложняет «цифровой концлагерь, создаваемый российскими властями».

Камеры видеонаблюдения возле Московского международного делового центра. Москва, Россия. 9 февраля 2022 года Фото: Максим Шеметов / Reuters / Forum

«Растет количество видеокамер на душу населения у нас в стране, растет количество денег, выделяемое правительством на слежку за гражданами, цифровое законодательство ужесточается», — говорят активисты, которым приходится все больше времени уделять разведке и подготовке к операции.

«Самое сложное при подготовке к акции в городских условиях — это построение оптимального маршрута до цели и путей отхода. Важно учитывать не только протяженность маршрута, но и наличие ближайших пунктов полиции, особенности окружающей местности и наличие видеокамер по пути, — рассказывают «городские партизаны». — Чтобы построить максимально безопасный маршрут, производится отдельная разведка видеокамер, изучение зон их действия. Очень часто приходится строить более длинный, извилистый маршрут отхода, чтобы избежать как можно большего количества видеокамер на пути».

«Чтобы свести к минимуму цифровой след, мы используем пару достаточно простых правил. Поиск всей информации, необходимой для подготовки операции: адрес “объекта”, спутниковые карты района, материалы по саботажному делу, — производится только через TOR Browser. При проведении разведки или встреч наличие личного телефона исключается», — рассказывают в «Революционной ячейке».

Рельсовая война

Кроме военкоматов и принадлежащих провластным волонтерам машин целью «партизан» стала железнодорожная инфраструктура. По железной дороге к границе перебрасывают войска и военную технику, переправляют грузы военного и двойного назначения. Активисты утверждают, что их действия не вредят пассажирским поездам и направлены только на нанесение вреда «военному потенциалу режима».

Работа анархистов. Рельсы замкнуты проводом на случай, чтобы сигнальный ток не детектировал размыкания Фото: a2day.org

По подсчетам The Insider, с марта по июнь 2022 года в России сошли с рельсов 63 товарных поезда, что почти в полтора раза больше, чем за тот же период прошлого года. «При этом география крушений вагонов переместилась на запад, а часть поездов попали в аварии рядом с военными частями», — отмечает издание.

Частично увеличение числа железнодорожных аварий можно списать на общий рост грузовых и военных перевозок из-за начала широкомасштабной войны. Но действия активистов тоже сказываются на аварийности железных дорог.

Российские «партизаны» не скрывают, что вдохновлены действиями белорусских активистов, несколько месяцев ведущих рельсовую войну против российских войск на территории Беларуси. Участники белорусского оппозиционного проекта BYPOL в марте заявили, что из-за диверсий на железных дорогах поезда с российскими военными грузами больше не передвигаются по территории республики по ночам. Рассуждая о высокой партизанской активности белорусов, политик Светлана Тихановская заявила, что во многом благодаря белорусам российские войска вынуждены были уйти из-под Киева. Хотя слова лидера белорусской оппозиции вызвали бурю возмущения в украинском медиапространстве, отрицать роль атак белорусских подпольщиков на российские военные коммуникации во время битвы за Киев не стоит.

Большинство партизанских групп, проводящих в России операции против военной и транспортной инфраструктуры, действуют анонимно и избегают общения со СМИ, объясняя это интересами безопасности. Но «партизанские бренды» тоже существуют. Представители проекта «Останови вагоны» (у них есть сайт и телеграм-канал на 15 тысяч подписчиков) пропагандируют прямое действие на железнодорожном транспорте. Они брали ответственность за сход вагонов с рельс в Амурской области, из-за которого в конце июня встало движение по главной железнодорожной артерии страны — Транссибирской магистрали. Они приписывают себе также крушения грузовых составов в Тверской области, Красноярском крае и Дагестане. Представители этого проекта принципиально не идут на контакт с журналистами.

Еще одна партизанская структура, продвигающая свой бренд и при этом соглашающаяся общаться со СМИ, — «Боевая организация анархо-коммунистов» (БОАК).

В состав БОАК, как ясно из названия, входят люди левых взглядов. Своими наиболее успешными акциями участники БОАК называют разбор железнодорожных путей, ведущих к военной части под Киржачем во Владимирской области (там находится 51-й арсенал Главного ракетно-артиллерийского управления Минобороны РФ), разбор рельсового стыка и разведение рельс на военной железной дороге под Сергиевым Посадом.

Работа партизан БОАК Фото: Боевая организация анархо-коммунистов / Telegram

Другими объектами атак БОАК становятся вышки сотовой связи в приграничных с Украиной районах. По мнению БОАК, такие акции нарушают связь между российскими военными силами, активно использующими сотовую связь из-за несовершенства штатных армейских радиостанций.

«Для нас начало войны 24 февраля стало сигналом для активизации действий. Во-первых, это наша солидарность с народом Украины — мы считаем своим долгом остановить массовые убийства людей в соседней стране, устроенные кремлевским режимом. Во-вторых, начало войны и вызванный этим кризис открыли возможности для создания революционной ситуации в самой России, чем необходимо воспользоваться», — заявили представители БОАК корреспонденту «Вот Так».

«Пускай о твоем имени узнают месяцы или годы спустя»

«Роспартизан» — один из телеграм-каналов, посвященных партизанским акциям сопротивления. Его редакция общается с несколькими активистскими ячейками, занимающимися прямым действием.

По мнению авторов канала, новая партизанская тактика дается оппозиционерам нелегко, так как «на протяжении десяти лет вместо того, чтобы отбивать протестующих из рук мусоров или отстаивать свое суверенное право на народный гнев, оппозиция занималась мирными шествиями и перформансами».

«Год за годом политическое движение занимало оборонительные позиции, акции сводились к походам по судам над другими активистами. По сути, уже к моменту начала полномасштабной агрессии в феврале оппозиция находилась в подполье, а любая политическая самоорганизация была обречена на уничтожение или инфильтрацию. Поэтому понадобилась пара недель, чтобы вполне ожидаемо заглохли попытки остановить войну плакатами и пикетами. Дальше дело было собственно за партизанами», — говорит один из редакторов «Роспартизана».

Он выделяет несколько этапов «партизанской деятельности»: стихийный, символический и целевой. В начале войны любые действия происходили скорее от отчаяния. Это касается, например, множества мелких «хулиганских» попыток противодействовать пропагандистам вроде испорченных дверей популярного среди некоторых сторонников войны книжного магазина «Листва».

«Но уже в апреле первые поезда начали сходить с рельсов. Затем последовали акции символического характера. Таковыми мы предлагаем считать атаки на военкоматы — ведь очевидно, что войну остановить такие акции не могут, но это сильный месседж для общественности.

Сейчас мы полагаем, что партизанская деятельность переходит на рельсы целевых атак. Начались поджоги имущества политиков и общественных деятелей, поддержавших войну, пособников режима.

Думаем, что любые действия партизанского толка будут в дальнейшем все больше мониториться и наказываться со стороны властей, уже сейчас их расследованиями занимается напрямую ФСБ. Но если это будут не единичные случаи, а десятки ежедневно?» — говорят в редакции «Роспартизана».

Авторы канала считают, что «политика измеряется действием, поэтому те, кто ступил на путь партизанской борьбы, станут действенной оппозицией режиму, единственной оппозицией». «Пускай о твоем имени узнают месяцы или годы спустя. Но твои действия — это твое настоящее лицо», – патетически заявляют они.

Работа рельсовых партизан на перегоне между Дагестаном и Калмыкией Фото: Останови Вагоны / Telegram

При этом активисты отмечают, что партизанские рейды — не единственная ныне существующая форма протеста: «Следует помнить, что самая распространенная антивоенная деятельность — это саботаж. К нему можно отнести и осознанный отказ от военной службы, и отказ платить налоги, и эмиграцию, и массовые увольнения из госучреждений, прокремлевских изданий и запутинского бизнеса. Это часто не учитывают в разговорах о сопротивлении. А ведь молчаливому большинству так проще выражать свое несогласие: упертым молчанием и саботажем. Ведь традиции активного проявления народного гнева у нас пока отсутствуют».

Политзэки или военнопленные

Поскольку стратегия акций прямого действия будет сталкиваться с противодействием спецслужб, неизбежны и аресты среди акционистов. Встает вопрос, могут ли арестованные «городские партизаны» быть признаны политзаключенными и рассчитывать на поддержку правозащитных структур.

Российский правозащитник Сергей Давидис заявил «Вот Так», что поджоги военкоматов и рельсовая война — это, «безусловно, политически мотивированные акции».

«Более того, понятна точка зрения, с которой эти акции морально оправданны и даже заслуживают морального одобрения», — отмечает правозащитник.

«Но само по себе это не дает основания считать лиц, лишенных свободы за участие в этих акциях, политзаключенными. С одной, формальной, стороны, есть понятие политзаключенного, опирающееся на резолюцию ПАСЕ. И те, кто действительно совершил действия, правомерно считающиеся преступными (то есть такие, которые не являются мирной реализацией прав и свобод и могут считаться преступными и в демократическом государстве), в общем случае не подпадают под него. То, по каким мотивам совершены эти действия, само по себе роли не играет. Важен не мотив преследуемого, а политический мотив преследующего его государства. С другой стороны, в таком подходе есть важный смысл.

“Политзаключенный” — совершенно не обязательно герой, хороший человек и вообще сторонник доброго дела.

Это человек, преследование которого отвечает определенным критериям. Принципиально важно, что признание кого-то политзаключенным основывается на максимально объективной оценке соответствия конкретного случая преследования этим критериям, а не на личных и политических симпатиях», — говорит Давидис.

По мнению правозащитника, в стремлении считать всех арестованных поджигателей военкоматов и участников рельсовой войны политзаключенными есть попытка заменить правозащитный подход политическим и «исходить из того, что любые средства борьбы с режимом одинаково правомерны, включая обоснованно запрещенные законом и даже насильственные».

«Принимая такой подход, мы теряем возможность говорить о нарушениях со стороны режима. Если его противникам можно все, абсурдно требовать соблюдения правил от режима. Любой режим, хоть демократический, хоть диктаторский, будет отвечать репрессиями на поджоги и диверсии. Отказ от правозащитного подхода лишает наши высказывания о политических репрессиях содержательной основы. Фактически мы просто целиком занимаем позицию одной из сторон в борьбе без правил. Это еще и лишало бы большей части смысла само понятие и статус политзаключенного, делая его синонимом “наш человек”», — считает Давидис.

При этом правозащитник указывает, что преследование людей, прибегающих к явно незаконным и даже зачастую насильственным формам сопротивления, конечно, имеет политические мотивы, а сами эти люди должны получать всю возможную поддержку от правозащитного сообщества.

Представители «Революционной ячейки Поволжья» считают, что понятие «политзаключенный» — очень широкое. Им кажется важнее подчеркнуть, что люди, занимающиеся прямым действием, — это не просто «активисты», а «революционеры, партизаны и повстанцы». «Возможно, к таким людям более адекватно применять слово “пленный” или даже “военнопленный”», — говорят в «Революционной ячейке».

Белорусские анархисты Игорь Олиневич, Сергей Романов, Дмитрий Резанович и Дмитрий Дубовский во время суда Фото: a_partisans / Telegram

Полемика между революционерами и правозащитниками по вопросу статуса политзаключенного идет уже давно, причем не только в России, но и в Беларуси. В частности, дискуссионным был вопрос о признании политзаключенными группы белорусских анархистов — Игоря Олиневича, Сергея Романова, Дмитрия Дубовского и Дмитрия Резановича. Они пытались осенью 2020 года начать вооруженную партизанскую борьбу против режима Александра Лукашенко, подожгли несколько автомобилей возле здания прокуратуры и одно из отделений Госкомитета судебных экспертиз, после чего были схвачены. По обвинениям в «терроризме» анархистам грозила смертная казнь, в итоге они получили от 18 до 20 лет заключения. После оглашения приговора партизан признали политзаключенными Правозащитный центр «Весна», Белорусский ПЕН-центр, Белорусская ассоциация журналистов, Белорусский Хельсинкский комитет и другие правозащитные организации.

Один из собеседников «Вот Так» в российском анархистском антивоенном сопротивлении считает, что при борьбе с явной тиранией, «которая неправосудными методами уничтожает своих противников, любой арестованный противник тирании становится политзаключенным».

«К тому же не следует забывать, что саботажные действия против каких-то неодушевленных объектов — это не то же самое, что насилие в отношении живых людей. Хотя в случае с крайними формами авторитаризма, представители которых осуществляют насилие против людей, соответствующая реакция возникает и против представителей, акторов тирании. Никто же не осуждает тех, кто ведет борьбу с “Исламским государством”, в том числе вооруженную. А мы имеем дело в лице режимов Путина и Лукашенко фактически с такими же чудовищами, только взявшими под контроль мощные государственные системы. При этом не думаю, что мы должны быть привязаны к самому термину “политзаключенный”. Можно называть арестованных хоть пленными, хоть военнопленными. Главное, что эти люди борются против несправедливости и они заслуживают всемерной поддержки вне зависимости от того, как они юридически, казуистически будут называться», — считает собеседник «Вот Так».

Роман Попков