vot-tak.tv
clear search form iconsearch icon

С гитарой в Собибор, или Постскриптум к одной фотографии. Михаил Эдельштейн к 100-летию Жюля Схелфиса

1 июня 1943 года из голландского пересыльного лагеря Вестерборк вышел поезд. В нем ехали четыре человека, изображенные на этой фотографии, и с ними еще три тысячи человек. Через два года в Амстердам вернется единственный выживший пассажир – Жюль Схелфис (Jules Schelvis; на фото он крайний слева).

Семейный архив Жюля Схелфиса

Состав из Вестерборка прибыл в лагерь уничтожения Собибор утром 4 июня. Несколько часов спустя почти все приехавшие были мертвы. В газовых камерах погибли 20-летняя жена Схелфиса Рахель Божиковски (на фото вторая слева), ее родители, брат и сестра Хая (на фото вторая справа).

Замуж сестры выходили в один день, 18 декабря 1941 года: Рахель – за Схелфиса, а Хая – за Абрахама Стоделя (на фото крайний справа). Нидерланды уже были оккупированы, но про лагеря уничтожения где-то далеко на востоке никто не слышал. Да их, собственно, еще и не существовало, разве что в Кульмхофе-Хелмно несколькими днями раньше начались массовые убийства.

Тем не менее со свадьбой решили поторопиться. Родители Рахели приехали из Польши после Первой мировой, и хотя их дети родились уже в Голландии, казалось, семье грозит большая опасность, чем евреям, чьи предки давно жили в стране. Брак с «настоящим» голландским гражданином, пусть и еврейского происхождения, казался хорошим выходом.

В 1943-м евреи Амстердама о лагерях смерти все еще не знали

Впрочем, и полтора года спустя евреи Амстердама не вполне представляли, что их ждет. В конце мая 1943-го, накануне очередной облавы, Схелфис с женой хотели уйти в убежище, но в конце концов передумали. Схелфис даже захватил с собой в Вестерборк, а потом в Собибор гитару, с которой не расставался. Он думал, что их пошлют в трудовой лагерь, где после работы можно будет, сидя у костра, наигрывать жене любимые мелодии.

Жюль Схелфис. Фото из семейного архива.

Гитара осталась в Собиборе. Как и жена. По прибытии в лагерь мужчин почти сразу отделили от женщин.

«Это произошло так быстро, что я даже не смог поцеловать или окликнуть ее», – вспоминал Схелфис.

Его последнее воспоминание о Рахели – как возле входа в лагерь она бросила в песок свои золотые часы и попросила Жюля запомнить место, чтобы откопать их потом, когда минет опасность обыска и будет чуть больше времени.

После этого Рахель со всей семьей ушла по «небесной дороге» (так эсэсовцы называли тропинку, ведущую к газовым камерам). Схелфиса, Стоделя и еще несколько десятков молодых мужчин вывели обратно на перрон, погрузили в вагоны и отправили в трудовой лагерь Дорохуча на торфоразработки.

Поезда на Запад

В Дорохуче не было газовых камер. Во всем остальном это было место ничем не лучше Собибора: холод, голод, вши, издевательства охранников. Стодель умер там через несколько месяцев, а Схелфиса перевели сначала в Люблин, потом в Радом, затем в расположенный неподалеку концлагерь Школьна.

При приближении советских войск узников перебросили в Томашув Мазовецкий, а оттуда в Аушвиц. Но и в Аушвице повторилась та же история, что в Собиборе: Схелфис пробыл там несколько часов, после чего его впихнули обратно в поезд и отправили дальше на запад. В апреле 1945-го он был освобожден союзниками где-то под Штутгартом.

В июне Схелфис вернулся в Амстердам. В 1946-м женился – на девушке-голландке из той же молодежной социалистической организации, в которой состояла Рахель. Они прожили вместе 55 лет, до ее смерти. Типограф по образованию, Схелфис работал в газете до выхода на пенсию. Все эти годы он помнил о Собиборе, но не вспоминал о нем.

Вернуться через 40 лет

В 1981 году Схелфис поехал к сестре в Австралию. Там он встретил бывшего узника Собибора Хаскеля Менхе, бежавшего из лагеря во время восстания. Менхе как раз собирался в Германию на процесс по делу Карла Френцеля, одного из главных собиборских палачей. В середине 1960-х Френцеля приговорили к пожизненному заключению, но тот после нескольких лет в тюрьме подал апелляцию.

Схелфис поехал вместе с Менхе, вошел в процесс в качестве соистца и получил доступ ко всем материалам и документам. Тогда же он начал интервьюировать бывших узников Собибора. В 1984 году его сотрудница, переводчица Гоголя и Тургенева Дуня Брёр приезжала в СССР, чтобы записать двух ключевых участников собиборского восстания – Александра Печерского и Аркадия Вайспапира.

1994-й год. Ветвь железнодорожной линии, ведшая в к бывшему нацистскому лагерю смерти «Собибор».
Фото: Erich Hartmann / Magnum Photos / Forum

В 1993-м вышла книга Схелфиса «Лагерь уничтожения Собибор» – первая монография о Собиборе, до сих пор остающаяся одним из двух главных исследований об этом лагере. За голландским изданием последовали английское и немецкое. По сути Схелфис основал «собибороведение» как отдельное направление Holocaust studies.

Последние десятилетия его жизни были посвящены Собибору. Он читал лекции по всему миру. Он стал почетным доктором Амстердамского университета и кавалером высших орденов Нидерландов и Польши. Он выступал вместе с Национальным симфоническим оркестром, читая в перерывах между музыкальными номерами отрывки из своей книги. Он создал Фонд «Собибор».

История
Главная роль Печерского. Михаил Эдельштейн о том, как восстание в Собиборе стало черно-белой историей
18.10.2020 19:13

Отделить себя-свидетеля от себя-исследователя

В 2009-2011 годах Схелфис участвовал в процессе по делу Ивана Демьянюка, служившего в Собиборе охранником. Немецкий судья спросил его, какое наказание для подсудимого он сочтет справедливым. «Признать виновным, но не заключать в тюрьму», – ответил 90-летний Схелфис, глядя на 90-летнего Демьянюка.

23 марта 2010 года. Бывший охранник «Собибора» Иван Демьянюк (в кресле-каталке) во время судебного процесса в Мюнхене по обвинению в соучастии в убийстве 27 900 евреев в газовых камерах нацистского лагеря смерти.
Фото: Michael Dalder / Reuters / Forum

Жюль Схелфис работал до последнего дня и умер в 2016 году, когда ему было 95. Незадолго до смерти он учредил премию Рахель Божиковски, которая вручается за вклад в дело памяти о Собиборе.

Глупо пытаться вычленить из чужой судьбы какие-то «уроки». И все же есть что-то очень важное в этом опыте отделения себя-свидетеля от себя-исследователя. В опыте превращения памяти, боли, потерь, трагедий в толстую книгу с множеством сносок, где автор с его эмоциями вынесен за скобки.

Михаил Эдельштейн для Vot Tak TV

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить главное
Популярное