«Мы обязательно вернемся». Репортаж из центра беженцев в Варшаве
С начала войны в Украине Польша приняла почти полтора миллиона беженцев. Корреспондент «Вот Так» Александр Скрыльников записался волонтером в один из временных центров приема беженцев в Варшаве и решил рассказать о своем опыте. О том, как сейчас живут люди, которых война Владимира Путина лишила дома.
Северная окраина Варшавы. Промзона. За пыльными эстакадами и ржавым забором стоит недостроенное бетонное здание. В обычное время тут проходят выставки обуви или бытовой техники, но сейчас экспоцентр оклеен листовками с украинским флагом и надписью «Пункт приема беженцев из Украины».
Возле центра дежурит машина скорой помощи, на деревянной лавочке сидит пожилая женщина в коричневом пальто. У ее ног – красная спортивная сумка, небольшой чемодан в пластиковом корпусе и целлофановый пакет с продуктами. Она разговаривает по телефону.
— Добралась, милая, добралась, все в порядке, но я одна, я ничего не знаю, где мне жить, на что есть? — растерянно говорит она. — Денег нет, никакого будущего нет, все забрали у меня.
На улицу периодически выходят покурить обитатели центра и его сотрудники. Сегодня холодно, почти минус пять, беженцы все в легких кофтах и куртках, некоторые даже в шлепанцах на босу ногу.
На дверях главного входа висит большой красный знак с перечеркнутой видеокамерой и просьбой предъявить браслет волонтера или беженца, чтобы попасть внутрь. Я прохожу и без него. У пропускного пункта стоит мужчина в кислотно-желтой манишке, который должен следить за тем, кто попадает внутрь, но люди заходят по пять – десять человек. Он не успевает проверить каждого.
Внутри здание такое же серое, как и снаружи. На голых потолках видны металлические балки и куски вентиляции. Первый этаж поделен на две зоны — спальную и столовую. В спальной около сотни раскладных кроватей. Между ними тесно, люди передвигаются боком. В столовой пахнет вкусно, чем-то похожим на рассольник.
— Здравствуйте, я бы хотел записаться волонтером, чем-то помочь, где я могу это сделать? — интересуюсь на стойке регистрации.
— Записываться необязательно, мы сейчас найдем вам дело, кидайте свои вещи и пойдем, — бодро отвечает молодая девушка.
Гардероба в здании нет, оставляю куртку на картонных коробках из-под мониторов. Мне не смогли найти волонтерскую жилетку, поэтому остаюсь в своей обычной одежде.
На второй этаж мы поднимаемся пешком по неработающему эскалатору. Здесь беженцев гораздо больше – около трехсот человек. Кровати стоят почти везде, где есть свободное место, даже в коридоре. Пахнет смесью пота и лапши быстрого приготовления, запах сильный, пробивается даже через маску.
Почти все койки заняты пожилыми женщинами. Некоторые из них лежат в обнимку со своими собачками и котами. Между ними бегают дети, они cмеются и пинают футбольный мяч. Белые кафельные полы местами покрыты черными следами от обуви.
— За собой надо всегда убирать, — обращается молодая женщина к девочке лет семи. — Давай, Арина, хватай швабру и мой пол.
— Я не хочу, я уже вчера мыла, пусть Даша берет швабру! — недовольно возражает девочка.
— А я утром тоже мыла, твоя очередь! — отвечает Даша.
Арина хмурится, но берет швабру и начинает уборку.
Распределением волонтеров занимается Катерина, седая полька в очках. Она не спрашивает, как меня зовут, и сразу начинает инструктаж. Она хорошо говорит по-русски, хоть и с ярким акцентом:
«Когда приедут новые беженцы, вы должны будете найти им спальное место. Периодически люди уезжают в другие города и освобождают кровати. Ваша цель – такие отыскать. Если люди приезжают вдвоем, то ищите спальные места рядом, им так будет проще. Если приезжает семья в пять, шесть или семь человек, то даже не старайтесь, такие места найти невозможно, увы. Новых людей с границы привозят ночью, поэтому сейчас мы вас поставим на раздачу вещей».
Теперь мне понятно, почему пришлось оставить свою куртку на коробках — уголок выдачи вещей обустроили в гардеробной. Между стеллажами с вешалками и номерками разложены лекарства, постельное белье, обувь, нижнее белье, верхняя одежда, средства гигиены и другие предметы первой необходимости.
«Вы должны встать за стойку и помогать людям находить те вещи, о которых они попросят, — продолжает инструктаж Катерина. — Мы не пускаем к вещам всех разом, чтобы не устраивать давку. Просят майку размера M — смотрите в отделе с майками. Просят наволочку — смотрите в отделе с наволочками».
Это просто и понятно, киваю головой.
«Вы можете работать в маске или без нее. Я работаю без нее, почти все волонтеры тоже ее не носят. Дышать трудно, а подцепить можно все что угодно и так, хоть ковид, хоть корь, хоть оспу. Маску оставляю на ваше усмотрение», — говорит на прощание Катерина.
Несколько волонтеров показывают, где и что находится, и отправляют меня за стойку. Почти никто из них не говорит по-русски и не понимает украинский, поэтому с беженцами мне общаться гораздо проще, чем им. Я быстро понимаю, что такое “труханы” или “модная курточка на мальчика лет трех”.
— Какие у вас тут шикарные вещи! Прямо как из магазина! Все новое, как будто для нас купили, — говорит беженка средних лет, рассматривая ярко-красную блузку.
— Не знаю, по-моему, как в секонд-хенде все, — недовольно отвечает другая женщина. — Молодой человек, а у вас есть что-нибудь фирменное? Какое-нибудь поло «Лакост»?
Поло «Лакост» нет. Нахожу «Томми Хилфигер».
— Нет, такое не надо, спасибо, — отказывается женщина.
Поток людей практически не прекращается. Чаще всего беженцы просят детскую одежду для малышей до трех лет, женские трусы и шлепанцы, чтобы сходить в душ. Это дефицит. Новые вещи приносят неравнодушные люди примерно раз в 20–30 минут, тапочки расхватывают моментально. Полотенца и постельное белье просят цветные или с рисунком, чтобы было «хоть что-то веселое». Несмотря на то что вещи бесплатные и брать можно все, что понравилось, некоторые беженцы оставляют что-то взамен.
— Возьмите, — говорит Яна из Киева, протягивая мне старую куртку в обмен на новую. — Я просто так не могу чужое взять, может кому-то еще пригодится, а то мне неловко.
Яне 31 год, она смогла выехать из Киева на третий день войны и только сейчас добралась до Варшавы. В Украине у нее осталась мама и бабушка. Они не захотели покидать родину и теперь каждый день после воздушной тревоги спускаются в подвал. Яна часто звонит им и пытается уговорить уехать, но пока все бесполезно.
— Cынок, а у вас есть какая-нибудь торбочка? — спрашивает старушка. — Хочу все вещи сложить разом, в дороге сумка порвалась, все падает.
Сумку нахожу. Бабушка улыбается.
— Что бы я без вас делала, спасибо вам! Спасибо! — несколько раз благодарит старушка. — Откуда вы будете?
Это вопрос, на который меньше всего хочется отвечать, когда ты из России. Но я все-таки решаюсь.
— Спасибо вам еще раз! Побольше бы таких людей из России, вас мало! — отвечает доброжелательная бабушка.
Несколько часов на ногах дают о себе знать, рассеивается внимание, начинает болеть спина, затекают руки. Иду в туалет, чтобы немного размяться.
«Внимание-внимание! Автобус на Германию отправляется через 20 минут, — звучат объявления в громкоговорителе. — Потерялась собака по кличке Йод, нашедшему просьба отнести на стойку регистрации. Потерялась Анастасия Александровна, восемь лет, ждет маму на стойке регистрации».
Возле туалетов установлены единственные свободные розетки в зале. Беженцы встают в очередь, чтобы включить в них чайники и вскипятить воду.
Пока я отходил, к коробке с обувью сбежались дети лет семи. Видимо, волонтеры подвезли новые вещи.
— А есть красивые туфли? — спрашивает девочка в очках. — Хочу подарить маме.
Туфли, к сожалению, встречаются редко. Предлагаю девочке взять кожаную сумку. Ее устраивает такой вариант, она широко улыбается, хватает под мышку свой подарок и сквозь ряды с койками вприпрыжку бежит к маме. К стойке подходит пожилая женщина, у нее трясутся руки. Она протягивает волонтеру телефон, и просит подержать его, пока она разговаривает. Из-за тремора она не может нормально держать трубку у своего ухо:
— Радя, выезжай из города только через КПП, не вздумай идти через границу пешком. Возьми кого-нибудь опекуном, пограничникам покажи свою опухоль на попе и скажи, что у тебя рак, — с тревогой говорит она. — Тебя пропустят. Давай, я буду ждать тебя.
На одной из кроватей в углу экспоцентра плачет мальчик лет десяти. Его обнимает и успокаивает мама:
«Все будет хорошо, с твоими играми ничего не случится, не расстраивайся, мы обязательно вернемся. Подождем немного и вернемся».
Моя смена подходит к концу, забираю свою куртку и иду курить на улицу. За моей спиной символ беды и реальность катастрофы. Внутри ощущается пустота, а в голове нет ни одной мысли, которую можно было бы напечатать тут.