«Россия — большая страна, но даже в ней спрятаться негде». Как сталкеры превращают жизнь своих жертв в ад и почему государство не хочет с этим бороться
Иллюстрация: «Вот Так»
Елена и Иван встречались семь лет, после которых девушка решила закончить отношения и предложила парню остаться просто друзьями. Ивана такой расклад не устроил: уже три года он преследует свою бывшую девушку, ее нового молодого человека и их родных, обещая переломать им ноги и отрезать головы. Что с этим делать — непонятно, потому что в России попросту отсутствует законодательство, которое могло бы обезопасить жертв сталкинга.
«В основном он пишет, что голову вашей дочери пришлет»
Елена (фамилию героини редакция не указывает по ее просьбе) и Иван Матвеев познакомились десять лет назад в спортивной секции. Подружились, начали общаться, потом стали жить вместе.
«На окружающих он производит впечатление как человек довольно грубый и агрессивный, сильно самовлюбленный, чрезмерно верящий в себя, как будто с комплексом бога. Он разговаривает так, будто всегда будет безнаказанным. Он может обмануть кого угодно, побить кого угодно и уверен, что это просто так сойдет ему с рук», — говорит Елена.
Девушка вспоминает, что во время отношений Иван иногда вел себя агрессивно, однако сначала она не придала этому большого значения. Со временем таких моментов стало больше — Елена начала бояться за свою жизнь.
«Самый, наверное, агрессивный в физическом плане был момент, после которого я решила, что отношения надо заканчивать, когда он меня за волосы один раз схватил, очень агрессивно, прилюдно на улице. И до этого несколько раз я от него буквально убегала на улице, когда он угрожал, что порежет меня ножом. Я прыгала в такси и уезжала как можно дальше. Один раз, уже после расставания, он меня подкараулил в подъезде дома подруги, мне пришлось воспользоваться перцовым баллончиком, чтобы убежать. Я понимала, что это становится опасно, это уже не просто ссоры», — делится Елена.
Иван Матвеев и Елена. Фото предоставлено героиней текста
В 2020 году она все-таки решила расстаться с Иваном. Поначалу он отнесся к ее решению спокойно: после разрыва они даже пытались общаться и дружить. Оба работали удаленно, занимались интернет-маркетингом и помогали друг другу.
«А потом что-то произошло с психикой, какие-то начались серьезные проблемы, вплоть до того, что он стал вести себя по-другому, агрессивно. Как будто стал другим человеком. Он начал меня сталкерить, пытался меня контролировать, начал отслеживать, с кем я общаюсь, где я, хотя мы уже были не в отношениях и я четко обозначила, что их больше не будет», — рассказывает Елена.
Бывший парень стал дежурить около ее квартиры, следить, когда и куда она выходит, стучать в окна. Кроме того, Матвеев купил базы в даркнете — так он выяснил, на какие адреса она заказывает еду и такси, куда и когда летает.
Елене пришлось переехать в другую квартиру, но и это не помогло — Иван снова узнал, где она живет. В полиции заявление от девушки принимать отказывались, объясняя это тем, что никакого преступления Матвеев пока не совершил. Уголовное дело возбудили только после того, как он установил маячок на автомобиль родителей Елены: Матвеева обвинили в нарушении неприкосновенности частной жизни и угрозах убийством.
Софья Русова, представитель Консорциума женских неправительственных организаций, в который обратилась Елена, вспоминает, что процесс над Иваном был долгим и эмоционально затратным, например, у Елены были очные ставки со сталкером в ночное время. В качестве меры пресечения изначально суд выбрал подписку о невыезде, но Иван ее нарушил — тогда подписку заменили на запрет определенных действий.
Суд признал Матвеева виновным по обеим статьям, однако назначил ему наказание только в виде обязательных работ. Адвокаты Елены потребовали изменить наказание на более строгое, поскольку Иван не прекратил преследовать Елену и ее близких даже после вынесения приговора. Тогда суд ограничил его свободу и запретил покидать жилище ночью. Однако адвокат Матвеева подал кассационную жалобу — приговор вновь изменили. Теперь он опять может передвигаться свободно, а угрозы Елене продолжают поступать.
Сообщения родственникам Елены от Ивана Матвеева
«Я не знаю, чего он сейчас хочет этим добиться. Уже три года длится в таком режиме. Конечно, я пыталась изначально нормально с ним поговорить, но идет заезженная пластинка: “Я тебя убью”, “Я тебе не разрешу ни с кем быть, кроме меня”, “Ты меня предала”. У него периодически меняется мотив, но суть примерно одна», — говорит Елена.
Два раза Иван избил молодых людей, которых увидел рядом с Еленой. Один из них был ее другом — он провожал девушку до дома, потому что она боялась ходить по городу одна. Во второй раз Матвеев выследил бывшую девушку в аэропорту: на парковке он встретил ее молодого человека и напал на него.
«Маме он пишет и названивает, угрожает мне через родителей. Последнее время я уже ей сказала, чтобы она не реагировала, сразу удаляла и блокировала, чтобы не нервничать. В основном он пишет, что голову вашей дочери пришлет — вот такие вещи. Но в полиции говорят, что это только слова. Как они мне сказали, надо зафиксировать, что человек с оружием прямо на вас идет, и заснять этот момент. Это звучит абсурдно, но прямо так и сказали. Родители обращались еще в службу защиты свидетелей, им выдали бронежилеты, больше никаких мер не приняли», — рассказывает Елена.
Чтобы избежать встреч с Матвеевым, она переехала в другой город. Однако Иван продолжает наведываться на ее старую квартиру — недавно в ней повредили окно: кто-то сломал наличники и оторвал москитную сетку. В то время, пока Елена жила в этой квартире, Иван дважды разбивал ей окно.
«Сейчас даже большинство знакомых не знает, где я живу. Я вынуждена была поменять все свои контактные данные — телефоны, соцсети, поменять работу. Столько людей в ужасе, что он может к ним приехать. Он их данные находит — адреса, телефоны, соцсети пытается взломать постоянно. Мой нынешний молодой человек адекватный, он не хочет идти разбираться, стреляться, драться, потому что это абсолютно бесполезно, очень опасно и незаконно. Я, естественно, поддерживаю. Но психологически, конечно, выдерживать эти угрозы нелегко, это расшатывает», — говорит Елена.
Сейчас все ее знакомые и родственники заблокировали номер Матвеева, поэтому он переводит им по одному рублю и прикрепляет угрозы в коротком сообщении, которое сопровождает транзакцию.
Сообщения от Ивана Матвеева в банковской транзакции
Елена рассказывает, что уже год не видела родителей — она боится, что Иван выследит ее и узнает, где она живет. По ее словам, с Матвеевым перестал общаться даже его отец — он написал заявление в полицию после того, как Иван избил его.
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих
Елена подчеркивает, что решила рассказать свою историю журналистам, потому что это «может кому-то помочь». Она верит, что «рано или поздно критическая масса [таких историй] накопится и реакция правоохранительных органов изменится».
Девушка обращает внимание, что сейчас она вынуждена сама обеспечивать свою безопасность: ей еще повезло, что у нее такая возможность есть — в связи с удаленной работой она смогла переехать в другой город, а при расставании финансово не зависела от партнера.
«В личном общении девушки рассказывают, что стали жертвами сталкинга, но говорят, что просто хотят решить этот вопрос через своих знакомых, не привлекая правоохранительные органы. Это неудивительно, потому что в настоящий момент у системы нет подходящих инструментов для оказания помощи жертвам сталкинга», — объясняет «Вот Так» Софья Русова.
По ее словам, сталкинг может иметь разные проявления. Это может быть порноместь — шантаж интимными фотографиями, преследования или киберсталкинг, когда кто-то с неизвестных аккаунтов пишет угрозы.
Сообщения родственникам Елены от Ивана Матвеева
«В законодательстве других стран есть превентивные меры, которые применяются в ситуации сталкинга: запрет на совместное проживание, запрет на приближение к жертве, на телефонные звонки, электронные и почтовые письма и так далее. Это все могло бы помочь. Но, к сожалению, у нас часто никаких мер против сталкинга не принимается — ни со стороны законодателей, ни со стороны правоохранителей», — поясняет Русова.
По ее мнению, именно потому, что в российском законодательстве нет нормы, преследующей за сталкинг, рассчитывать в полной мере на помощь правоохранительных органов жертвам сталкинга сложно, но при этом можно попытаться возбудить уголовные дела по другим статьям. Ближайшие из них — нормы статьи 137 УК РФ («Нарушение неприкосновенности частной жизни»).
«Можно также обратиться в суд в гражданско-правовом порядке, что позволяет заявить иск о возмещении морального вреда. Защитить себя можно также в случае наличия угроз убийством или причинения тяжкого вреда здоровью — это статья 119 УК РФ. Принуждение к действиям сексуального характера — статья 133, развратные действия — статья 135, оскорбление в настоящее время попадает только под административную ответственность — статья 5.61 КоАП РФ. В некоторых случаях публичное приставание, выраженное в оскорбительной форме, можно квалифицировать как мелкое хулиганство или хулиганство (ст. 20.1 КоАП или ст. 213 УК РФ)», — объясняет Русова.
«Это же все про то, что женщина себе не принадлежит»
В 2019 и 2021 году ЕСПЧ присудил денежную компенсацию Валерии Володиной. Она стала первой россиянкой, которая смогла найти защиту от домашнего насилия и кибербуллинга в Европейском суде. ЕСПЧ постановил, что российское государство неспособно защитить ее и других женщин в подобной ситуации, однако прецедент Валерии был практически единственным.
Куда чаще в России встречаются ситуации, когда девушки не могут найти защиты от угроз своих бывших партнеров — иногда это оборачивается трагедией. Так, например, в 2020 году была убита жительница Северной Осетии Регина Гагиева. До того как экс-супруг нанес ей 16 ножевых ранений, она неоднократно обращалась в полицию с жалобами на преследование — уголовные дела за угрозы в его отношении не возбуждали.
Такая же ситуация произошла и с другой жительницей Владикавказа — Ванданой Джиоевой. Ее заявления в полиции не принимали, несмотря на то, что ее бывший муж приходил к ней на работу, выбивал там окна, поджидал у дома. В итоге он напал на нее: женщина получила тяжелые ранения, провела несколько месяцев в инвалидном кресле, но выжила.
Представитель правозащитной организации «Марем» Катерина Нерозникова отмечает, что хоть от сталкинга из-за отсутствия законодательных норм страдают девушки по всей России, на Кавказе эта проблема стоит особняком.
«Обычно это все звучит в контексте Северного Кавказа как какого-то экзотического региона, где такое происходит. Но на самом деле это не так. Это такая общероссийская история, что женщина — это вещь, которая сама не распоряжается собой. И в последнее время мне кажется, что государство все больше и больше этому способствует, принимая такие законы — все, что связано с контрацепцией, с абортами, с какими-то специальными налогами на тех, кто не рожает детей. Это же все про то, что женщина себе не принадлежит, она принадлежит нынешнему партнеру, бывшему партнеру и даже в каком-то роде государству», — рассуждает Нерозникова.
По ее словам, на Кавказе ситуация усугубляется коллективной ответственностью, когда женщина — «собственность либо своей семьи, пока она замуж не вышла, либо мужа».
«У меня был кейс, когда девушка была гражданкой Беларуси, и это ей очень помогло. Она с ребенком сбегала из Чечни от мужа. Там, конечно, сразу розыск объявили, но она сбежала прямиком в Москву, в посольство Беларуси, и они взяли ее под свою опеку и переправили в Беларусь, где у нее уже была защита», — вспоминает Нерозникова.
В то же время она считает, что полиция в других, некавказских, регионах России, «хоть как-то реагирует на такие случаи». Однако политика государства сейчас такая, что и это может прекратиться.
«Зря люди мало обращают внимания на законы и законопроекты, которые нацелены на то, чтобы ограничить именно женщин. Это может привести к тому, что Кавказ уже не будет казаться каким-то экзотическим регионом, где женщина хочет жить своей жизнью. Не стоит махать рукой, что это там традиции такие. Эти традиции не стали бы так плотно укоренены, если бы государство не игнорировало их наличие. Это игнорирование является поддержкой для насильников. Молчание — знак согласия», — говорит Нерозникова.
Случаи, когда напавший на свою бывшую или нынешнюю супругу получает реальный срок, — исключения из правил. Но они происходят даже на Кавказе. Так, 22 декабря прошлого года был вынесен приговор жителю Ингушетии, который нанес множественные ножевые ранения своей супруге, с которой они находились в состоянии развода.
«При этом, учитывая войну, не факт, что этот человек не пропадет. Что если он выйдет раньше времени? У нее есть какая-то защита от государства? Ее переселят куда-нибудь, чтобы он ее не нашел? Нет. В России даже нельзя поменять имя так, чтобы об этом нельзя было узнать. Минимальные связи в полиции — и он узнает, где она. Это все очень пугающе. Россия — большая страна, но на кавказских кейсах мы понимаем, что даже в ней спрятаться негде. Ты можешь улететь на другой конец страны, но возможность найти тебя все равно остается», — заключает Нерозникова.
Убийца Регины Гагиевой Вадим Техов вернулся из колонии, проведя там всего несколько месяцев. Он ушел на войну, был там пойман с наркотиками, которые он продавал другим военнослужащим, а теперь живет в своей квартире во Владикавказе. До того как его посадили, он угрожал семье Гагиевой. Теперь ее родственники переживают, что его угрозы могут воплотиться в жизнь.
Елизавета Чухарова для «Вот Так»
