«Я по-разному голосовал: сначала за первого, потом за второго». Репортаж «Вот Так» из Бердянска, где прошли незаконные выборы
На оккупированных украинских территориях Россия впервые провела так называемые выборы. Комментируя их, председатель Госдумы Вячеслав Володин заявил, что «голосование прошло открыто, честно, в конкурентной борьбе». При этом некоторые жители Бердянска смогли проголосовать трижды и за разных кандидатов, а на участках в основной день выборов 10 сентября практически не было избирателей, выяснил корреспондент «Вот Так», побывавший в городе. Подробнее о том, как Москва провела «выборы» в одном из крупнейших захваченных городов — читайте в нашем репортаже.
Первое, на что обращаешь внимание, когда заезжаешь в Бердянск — предвыборные билборды. Их гораздо больше, чем рекламных. И почти все, кроме нескольких, агитируют за партию власти. Они напоминают горожанам, что «“Единая Россия” вместе с президентом», и сообщают, что единороссы помогали местным школьникам, закупив 300 компьютеров.
Главный проспект Бердянска — Азовский — усеян баннерами с цитатами Владимира Путина. Одна из них очень похожа на известный лозунг времен Третьего рейха — «Мы одна страна, один народ! Правда за нами!» Агитации так много, что забыть о выборах, кажется, невозможно.
«Россия завидует нам»
В гостевом доме, где я остановилась 9 сентября, свободны все номера. В довоенные времена начало осени считалось курортным сезоном. Седовласый хозяин отеля Олег (все имена изменены из соображений безопасности. — Ред.) признает, что теперь туристов очень не хватает.
«Раньше летом у нас [в Бердянске] население увеличивалось раз в пять, в шесть! — рассказывает он. — Мне буквально ручку калитки отрывали. А сейчас то одна пара заедет, то две-три… Все [кто работает с туристами,] ждут, что Россия поедет. А я считаю, что они побаиваются. У нас в 100 километрах, [в городе] Пологи, — война. А мы не боимся: что будет, то будет. Мы уже пережили, слава богу!»
Олег наливает мне чаю, и я интересуюсь у него ходом выборов.
«Уже два дня квартальные и военные ходят по домам, а в воскресенье [голосование] будет на избирательных участках, — охотно поясняет мужчина. — На референдум тоже так [по домам] ходили. Наверное, в связи с тем, что люди пожилые не могут дойти. Оно ж еще непонятно, что на участках может быть. Террористы всякие!»
Уточняю, удается ли соблюсти тайну голосования при подомовом обходе. «Тайное голосование? — переспрашивает Олег и посмеивается. — Вот они пришли вчера, сели на скамеечке, мне дали бюллетень, и я птички поставил. Ну, все они смотрят, всё они видят… Да и какая разница? Все же понимают, что это “Единая Россия” [выиграет]. Хочешь не хочешь, а она все равно будет. Власть есть власть!»
Интересуюсь, не повредит ли голосующему, если он проголосует не за «тех».
«Конечно, может и такое быть, тем более в нашей местности, — подтверждает он, но быстро исправляется. — Нам тут нечего бояться. Россия даже завидует нам. Они [оккупационные власти] тут сыплют столько денег нам: пенсии, помощь, гуманитарки, дороги делают… Зарплаты до 100 тыс. доходят! По телевизору смотрю и от приезжих слышу, что россияне злые на нас, что нашим регионам уделяют большое внимание. За Крым такого не говорили, а вот за нас…»
— А вы на россиян не злые? — интересуюсь я.
«Та! — восклицает Олег, и после недолгого молчания добавляет: — Мы — рады. Это хохлы злые. А я родился в СССР». По словам Олега, «кто не рады России — практически все уехали».
Когда я уже собираюсь уходить на прогулку, Олег вдруг бросает мне вслед: «По дому ничего не хочется делать… У меня никогда такого не было, чтобы во дворе так грязно было! А я чуть ли не мыл эту плиточку на полу…»
«На четвертый раз не приходите!»
Накануне поездки в Бердянск я познакомилась в интернете с местным жителем Колей и попросила его показать мне город. На встречу Коля опаздывает. Пока его жду, завожу разговор с щупленьким мужчиной на остановке:
— У вас тут выборных плакатов больше, чем у нас!
— Так первый раз мы выбираем! У нас и по двору ходили….
— Пойдете голосовать?
— Конечно, пойдем! — бодро отвечает он, а затем переходит на шепот:
«Честно сказать, чтобы вы знали, у нас тут 50/50 разделены мнения. Вы молодые, вы должны понимать, что нельзя сразу принять эту новую власть. Но я думаю, со временем все устаканится! Я родился в Советском Союзе, и для меня это Украина и Россия…» Подъехавший автобус обрывает наш разговор.
Коля оказывается молодым и общительным парнем в панамке. На встречу приходит с другом Ваней и полторашкой пива. Представляясь мне, Ваня сразу заявляет, что он «старшой района»: следит, чтобы никто «не чудил».
«А если человек не понимает — я кепку назад и говорю: сейчас прилет будет!» В этот момент парень поворачивает головной убор цвета хаки козырьком назад и я замечаю на нем нашивку — белую Z на черном фоне. Ваня вскоре поясняет, что к его взглядам это отношения не имеет. «Это чтобы никто не за*бывал, типа “я по гражданке”», — объясняет он, добавляя, что благодаря кепке на блокпостах ему не задают лишних вопросов.
От новых порядков в Бердянске парни не в восторге: крепкий алкоголь не продают вообще, пиво — только до 5 вечера, еще и военные «ходят, права качают». «Всё поджали, — резюмирует Коля. — Никак не адаптируюсь».
Мы прогуливаемся по пешеходной улице в центре Бердянска. Здесь царит атмосфера субботнего вечера: на летних верандах сидят люди, громко играет музыка. Уже через час-другой все заведения закроются.
«Прежде тут ночью движуха всегда была, город жил, не было тормозов, — рассказывает Коля. — Многие поуезжали, когда это всё [война] началось: кто не хотел при этой власти жить, кто боялся, что будет жопа».
Вся семья Коли после вторжения России переехала в Польшу, в Бердянске остались лишь бабушка и дедушка.
Мы выходим на набережную. До войны здесь было несколько популярных клубов, сейчас работает только один. Над ним, словно над захваченным фортом, развевается российский флаг. Все столы в заведении заняты, среди отдыхающих много военных — мои спутники поясняют, что российские солдаты часто выбирают Бердянск местом для отпуска.
«Наркотики, бухло, военные и проститутки», — говорит Ваня, описывая досуг, который ждет посетителей клуба. По его словам, там ищут себе партнера на ночь местные девчонки, начиная с 14−15 лет.
«Расфуфыренные, сиськи на парад, жопой в лосинах крутят. Ну купят вояки ей суши — косарь, ну “гаражик” — еще косарь. А потом напивают, еб*т и выкидывают. Эти девочки думают, что это прикольно, а это них*я не прикольно», — делится Ваня.
Завожу разговор о выборах.
— Не знаю, пойду ли, — говорит Коля.
— Ко мне три раза домой приходили! — встревает Ваня. — Раз постучали в дверь: «Будете голосовать?» Я вышел в трусах — проголосовал. Лег, лежу — снова стук, опять военные и какая-то женщина, видимо, из избиркома. Я опять вышел — проголосовал. Еще через полчаса — опять гости. Открываю двери — там мент, военный и женщина. Проголосовал. Говорю им: «На четвертый раз не приходите!»
— Одни и те же были? — уточняю я.
— Разные.
— И за кого проголосовал?
— А я еб*? Я по-разному голосовал: сначала за первого, потом за второго…
Спрашиваю ребят об их дальнейших планах. Ваня отвечает, что планирует податься к другу, который в прошлом году переехал в Санкт-Петербург, ведь в Бердянске, по его словам, «все равно делать нечего». Коля отвечает, что планирует остаться в городе — у него здесь квартира.
— Все еще будет! — периодически повторяет во время разговора Коля.
Я уточняю у него, на что он рассчитывает. Расплываясь в улыбке, Коля отвечает: «Надо же на что-то надеяться»
Взрывы «выборам» не помеха
Так называемые выборы в Заксобрание Запорожской области начались за 10 дней до единого дня голосования. По данным российских властей, с 31 августа по 7 сентября досрочное голосование в формате домового обхода проводилось в 375 населенных пунктах вблизи фронта или в труднодоступных местах. 8 и 9 сентября подомовые обходы проводились в трех городских округах — Бердянске, Энергодаре и Мелитополе.
К вечеру 9 сентября явка, по заявлениям «избирательной комиссии», составила уже 53 %. По ощущениям, единый день голосования в регионе позиционировали не как ключевой день выбора, а как дополнительный шанс поучаствовать для тех, кого не охватили подомовые обходы.
Особенность «выборов» на оккупированных территориях состояла в том, что поименные списки кандидатов заранее не публиковались. Предполагалось, что избиратели ознакомятся с ними только на участках для голосования. В Центризбиркоме РФ это объяснили заботой о безопасности кандидатов, ведь участие в незаконных выборах, согласно украинскому законодательству, расценивается как коллаборационизм и госизмена.
Утром 10 сентября я отправляюсь посмотреть, как проходят «выборы» в Бердянске на участках. Найти актуальные адреса избирательных участков в интернете не удалось. Вероятно, таким образом российские власти стремились снизить риски партизанских акций или ударов украинской армии. Впрочем, опасения оказались небезосновательны: в ночь с 7 на 8 сентября на одном из избирательных участков, расположенном в местном лицее, прогремели два взрыва. Ответственность за это взяла на себя СБУ.
10 сентября атакованный избирательный участок работает как ни в чем не бывало. На здании лицея висит российский флаг, из-за забора на его территории видны люди в военной форме и несколько гражданских.
Еще один пункт для голосования обнаруживаю в неработающем здании железнодорожного вокзала. Следую за двумя женщинами, которые проходят в здание беспрепятственно — видимо, члены «избиркома». Мне же вход перегораживает военный с автоматом и в бронежилете.
— У вас в туалет нельзя зайти? — интересуюсь я.
— Нельзя, — отрезает он.
В больших окнах когда-то кассового зала видно две кабинки для голосования и лишь несколько избирателей. Ожидающих в очереди проголосовать на входе в здание нет.
Еще один участок открыт в Центре детского и юношеского творчества. У входа в него стоит сотрудница — скучающая блондинка в белой блузе с лентой в цветах триколора. За полчаса на участок заходят двое — то ли избиратели, то ли те, кто незаконные выборы организовал.
«Эти выборы — чистая имитация!»
Проведя полдня на участках для голосования, иду в город в надежде еще расспросить местных об их настроениях. Стоит мне сделать несколько фотографий памятника возле оккупационной администрации, как подходит мужчина в штатском и предъявляет удостоверение старшего сержанта. Он уточняет, с какой целью я делаю снимки, и поясняет: здание администрации на фоне фотографировать нельзя.
Старший сержант следит, чтобы я удалила фотографии, не забывая проверить корзину. На всякий случай уточняю, что еще нельзя снимать. Военный отвечает, что других запретов нет. Но стоит мне только выйти на набережную и достать камеру, чтобы сфотографировать беседку, как меня грубо окликает гуляющая по колено в море старуха.
— Прекращай фотографировать!
— А в чем дело?
— Прекращай, а то сейчас позвоню! — угрожает она.
Вскоре история повторяется. Когда спускаюсь на пляж, пожилой рыбак в камуфляжной одежде предупреждает, что порт снимать нельзя.
— У нас взрывают тут, один корабль подорвали. Как только судно какое-то заходит в порт, «ждунчики» передают — и все, то ракету собьют, то беспилотник.
— «Ждунчики»? — переспрашиваю я.
— Мы их так называем — ждут, что ихние придут. А если они придут, Бердянска не будет. Они западенцы, они придурочные!
Спрашиваю у рыбака, участвовал ли он в «выборах».
— Ну а как же, мы теперь тоже Россия! — восклицает он с гордостью. — У нас, чтобы не скапливались люди, прямо по домовладениям ходят. Две женщины, два автоматчика — на всякий случай!
На Центральном пляже совсем немноголюдно. Никто не купается: у берега плещутся сотни медуз, из-за которых невозможно зайти в воду. Я мочу ноги и аккуратно трогаю медуз за их шляпки, когда ко мне подходит мужчина средних лет — Михаил. Он вспоминает, что прежде кафе и бары объединялись и ставили сети, которые не давали медузам подплыть близко к берегу. После начала оккупации этим никто не занимается.
— Город умирает, вообще мертвый — как Припять! — говорит он, и добавляет: — Все однозначно идет хуже. Правильно сделали те, кто отсюда выехал.
Сам Михаил жил в селе неподалеку от линии фронта и переехал оттуда в Бердянск к родственникам. Он утверждает, что часть горожан рада российским пенсиям, материнскому капиталу и другим соцвыплатам.
— Когда приезжал губернатор Тверской области (17 августа. — Ред.), давали по два пакета гуманитарки всем подряд, и снимало российское телевидение. На следующий день никому не давали! — вспоминает он. — Эти выборы — чистая имитация, — продолжает Михаил. — Если приходят люди с автоматами и задают какие-то вопросы, ответ, скорее всего, будет необъективным.
— К вам не приходили?
— А я ж тут не прописан. Когда пришли и предложили голосовать, сказал, что я в гостях. Если б у меня был выбор, голосовать или нет, — я бы не голосовал. Прописан я в селе, и не сомневаюсь, что там за меня “избирательная комиссия” уже проголосовала.
Откровенно общаться с людьми на улицах Бердянска сложно: любой прямой вопрос о незаконности выборов или об отношении местных к оккупации может в лучшем случае закончиться беседой в комендатуре с российскими военными. Те, кто настроен проукраински, тоже боятся встречаться и обсуждать свою позицию, тем более с журналистами.
Коренная жительница Бердянска Юлия в целях безопасности согласилась поговорить со мной через мессенджер. Она рассказала, что после захвата города ее семья без нужды старается не выходить из дома: в центре ни она, ни ее близкие практически не бывают.
«В воздухе чувствуется постоянная тревога, даже страх. Очень много людей выехало, опасаясь за свою жизнь. Но те, кто остался, они поддерживают Украину, у них есть веские причины оставаться в городе. Как правило, это необходимость ухаживать за пожилыми родственниками», — делится Юлия.
На вопрос об отношении к так называемым выборам 36-летняя женщина отвечает: «Как можно относиться к тому, что никто не признает? Конечно, полный игнор. Люди в эти дни пытаются сидеть дома, не открывают двери, если кто-то стучит… Некоторые знакомые, которые открыли двери агитаторам в сопровождении военных, голосовали за коммунистов».
Вероника Алексеева для «Вот Так»