День Победы. Записки этнографа
Некоторое время назад я влез в дискуссию в одном недружественном фб-аккаунте. Коллега написал что-то ироническое про формулу Навального «Финальная битва между добром и нейтралитетом», я попытался сыронизировать в ответ. И тут кто-то из хозяйских френдов возразил: «Это неправда. Большинство давно определилось. Бессмертный полк».
В этом замечании намного больше правды, чем может показаться. Разумеется, на «Бессмертный полк» ходят люди самых разных взглядов, но как целое, как явление – он действительно никак не с протестующим меньшинством. Ибо «Бессмертный полк», георгиевские ленточки и прочее из этого ряда – это настоящая, а не выдуманная национальная скрепа.
То есть выдуманная, конечно, но так удачно, что вошла в коллективное бессознательное и встала там как влитая, будто всегда была. Гениальное политтехнологическое изобретение, каковых на счету режима куда больше, чем нам хотелось бы думать.
А нам с большинством никак. Мы не совпадаем с ним не в мировоззрении – это бы полбеды, а в мироощущении. И потому мы в гетто – эмоциональном, вкусовом, стилистическом, семиотическом.
Мне кажется, я знаю, в чем корень этого расхождения. Для большинства важнее денотат (основное значение), для меньшинства коннотации (оттенки значения). Нам не нравится «победобесие» – георгиевские ленточки на шпицах, коляски в форме танков, ботоксные девицы в гимнастерках на плакатах массажных салонов. Но это не нравится и многим из тех, кто выходит 9 мая на шествие с портретом деда-солдата. Более того, некоторым не нравится даже, когда в одной связке с победой 1945-го им продают все последующее и предстоящее: Крым, Донбасс, Сирию.
Вот только само слово «победобесие» их злит куда больше
Потому что для них и сам этот день, и «Бессмертный полк» – событие настолько грандиозное, что все остальное на его фоне – исчезающе мелкие детали. И даже если они не любят все то, что не любим мы, они делают это не с нами и не так, как мы, – иначе. И описывают свою нелюбовь на другом языке. И поэтому мы возмущаемся и не идем. А они ворчат и идут.
И набирающий популярность в «узких кругах» мак с подписью «1939–1945» раздражает «нейтральное большинство» так, что куда там коляскам. Коляски – это перебравшие свои. А мак – четкий маркер чужака. Как и 1939-й. И не потому, что в 1939-м Сталин делил с Гитлером Польшу. А потому, что тот самый дед с портрета ушел на фронт в 1941-м. И враги сожгли родную хату тогда же. А что там было до этого – бог весть, да и какая разница. Поэтому георгиевская ленточка своя. А мак – спасибо, не надо, верните, откуда взяли.
А уж вечный спор, радоваться или скорбеть в День Победы, – он совсем мимо. Да, 9 мая на Тверской постоянно вздрагиваешь от интонационного несоответствия того, что вокруг, старым песням, звучащим из динамиков. И не только рафинированному Окуджаве, но и Блантеру – Исаковскому или Листову – Суркову. Но здесь не столько злая воля начальства, сколько естественный и неизбежный бег времени: непосредственные свидетели ушли, смыслы сместились, и формат поменялся вслед за ними. Так что сколько ни пой про «праздник со слезами на глазах» – праздника будет становиться все больше, а слез все меньше.
Трагедия и аттракцион
В конце концов, я знаю людей, которых и в амстердамском Доме-музее Анны Франк коробит – мол, превратили трагедию в аттракцион, в индустрию. И это тоже до некоторой степени правда. Только билеты туда всегда раскуплены на два месяца вперед. И посетителей намного больше, чем в Яд ва-Шем.
Так что 9 мая в его нынешнем формате – настоящий праздник большинства. Возможность для людей прислониться к чему-то огромному, почувствовать единство с предками, друг с другом и да – с государством. И то, что идея «Бессмертного полка» экспроприирована у общественной организации в пользу администрации президента, никого особо не возмущает. Потому что это Россия, что-то по-настоящему большое здесь можно сделать только в союзе с государством, а не мимо него, тем более не против. И люди это знают, и их это устраивает.
И пока мы пишем про то, как наши собаки боятся летящих на парад истребителей (только в моей ленте видел несколько постов про несчастных псов и котов), они будят детей в 6 утра и под проливным дождем, в холод идут любоваться танчиками. А потом голосуют за тех, кто мокнет вместе с ними. Или хотя бы делает вид, что мокнет.
Потому что тот самый нейтралитет – он только отчасти из трусости, из привычки жить в той хате, которая с краю. А от другой части – из ощущения, что эти, подмоченные, пусть проворовавшиеся, но свои. А те, с красным маком и покаянием вместо гордости, – пришельцы. Не голосовать же за того, у кого вместо рук – присоски.
Михаил Эдельштейн для «Вот Так»
* Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
