«Лакричная пицца»: комедия о непроговоренной любви
Кадр из фильма “Лакричная пицца” Фото: MGM / Planet / Forum
В прокат выходит «Лакричная пицца» – новый фильм гениального Пола Томаса Андерсона («Магнолия», «Нефть») и, кажется, лучшая кинокартина этой зимы. Специально для «Вот Так» Роман Черкасов рассказывает об этой виртуозно сделанной и действительно очень смешной истории любви самоуверенного школьника и молодой девушки на фоне сумбурных 1970-х.
Калифорния, 1973 год. Ученики школы в респектабельном пригороде Лос-Анжелеса готовятся сниматься для школьного фотоальбома. Гэри Валентайн (Купер Хоффман) замечает грустную помощницу фотографа Алану (Алана Хаим), которая ходит и монотонным голосом предлагает нуждающимся зеркальце и расческу, а никто и не нуждается, все уже и так красавцы.
Гэри говорит девушке, что возьмет и зеркальце, и расческу, а еще он хотел бы позвать ее на свидание. Алана отвечает, что ему 15, а ей вообще-то 25, так что пусть отвалит. Гэри говорит, что приглашает ее в ресторан. Алана интересуется, откуда у него, школьника, деньги? Гэри говорит, что деньги у него есть, потому что он, между прочим, киноактер.
Ну и где он снимался? Да вот, например, в том самом фильме с Люси Дулиттл, неужели она его не узнала? Нет, не узнала, да и кто его пустит в ресторан? Пустят, потому что Гэри еще и пиарщик, некоторые рестораны его клиенты, и он там всегда желанный гость. Алана говорит, что он все врет. А Гэри говорит, что нет, не врет.
Любовь как предчувствие
С этого разговора начинаются их отношения – странные (слишком уж нетривиальны и сама ситуация, и герои, и события, участниками которых они становятся), но одновременно как будто и не странные вовсе, а близкие и понятные любому человеку.
«Лакричная пицца» рассказывает историю любви, но – важный нюанс – историю любви до того, как это чувство было названо и, быть может, даже вполне осознано. Герои будут дружить, ревновать, соперничать. Будут ссориться, затевать авантюры, заниматься бизнесом, политикой, глупостями – заниматься чем угодно, только не «любовью», то есть не тем, чем обычно должны заниматься люди, признавшиеся себе и другому, что влюблены.
Любовь часто рядится во что-то иное, лишь бы не называть себя своим именем. Вместе с именем явление обретает завершенную форму, порядковый номер и специальную ячейку в классификации. Но пока нет ни имени, ни определения, бытие свободно и разомкнуто, в нем возможно все.
Пола Томаса Андерсона интересует не собственно любовь, а именно это пограничное состояние безымянной неопределенности, авантюрной свободы, когда ничего еще не устаканилось, но уже вроде бы вот-вот. Вот-вот – и будет счастье. Чуть-чуть – и настанет ясность. А пока все парит в воздухе вверх тормашками, и режиссер изображает это ощущение блаженной невесомости и вместе со зрителем наслаждается им.
Любовь часто рядится во что-то иное, лишь бы не называть себя своим именем. Кадр из фильма «Лакричная пицца». Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum
Этой цели и этому интересу подчинены все художественные решения в «Лакричной пицце». Андерсон ведет рассказ в обычно не свойственной ему повествовательно раскованной технике, напоминающей фильмы Ричарда Линклейтера или недавнюю «Середину 90-х» Джоны Хилла. Как и в этих картинах, режиссер создает эффект «сырого» безыскусного повествования, разворачивающегося в обход жестких нарративных структур, – словно бы он просто наблюдает за течением самой жизни, иногда пропуская «неинтересные» фрагменты.
Рисуя состояние неопределенности в отношениях героев, Андерсон создает (разумеется, тщательно выстроенную) иллюзию недооформленного повествования, которое в иные моменты может показаться серией анекдотов и не сильно связанных друг с другом сцен. Блуждающим без руля и без ветрил рассказом, который способен вывести куда угодно, если вообще намерен нас хоть куда-то вывести.
И лишь на последней реплике финальной сцены, когда отношения героев обретают, наконец, эксплицитную форму, обретает ее и повествовательная структура: в этот момент становится очевидным, что все два часа повествование не сбивалось с маршрута и хитроумными непрямыми тропами вело зрителя в точно заданном направлении.
Перевертыши Андерсона
Где же еще быть молодым и влюбленным, как не в Калифорнии начала 70-х? Жизнь кипит, солнце ярко светит, мир меняется на глазах, чтобы никогда больше не быть прежним. Да и Голливуд тут рядом, и там тоже протекают стремительные процессы обновления. Помещая героев в 1973 год, Андерсон разворачивает перед зрителем галерею забавных и незлых карикатур на реальных исторических персонажей той эпохи.
Шон Пенн играет пожилую и всегда нетрезвую голливудскую звезду Джека Холдена – имеется в виду, конечно же, великий актер Уильям Холден. Том Уэйтс изображает режиссера Рекса Блау, в образе которого угадывается другой голливудский ветеран Марк Робсон. Под именем Люси Дулиттл (Кристин Эберсоул) скрывается Люсиль Болл: в 1968 году она исполнила главную роль в фильме «Твои, мои и наши», в котором и снялся юный Гэри.
Алана принимает участие в предвыборной кампании кандидата на пост мэра Лос-Анжелеса Джоэла Вакса (Бенни Сэфди), тоже реальная историческая фигура. А Брэдли Купер появляется в качестве безумного бойфренда Барбры Стрейзанд Джона Питерса, с которым тут связано несколько очень смешных моментов.
Бывалые актеры мелькают в анекдотических эпизодах, а главные роли Андерсон отдает дебютантам-непрофессионалам. Купер Хоффман – сын постоянного андерсоновского актера Филипа Сеймура Хоффмана, умершего несколько лет назад, и это его первое появление в кино. Алана Хаим вообще не актриса, а участница рок-группы Haim, для которой Андерсон, по совместительству клипмейкер, снимал музыкальные видео (две другие сестры из группы и их родители играют, соответственно, сестер и родителей Аланы.)
Шон Пенн играет пожилую и всегда нетрезвую голливудскую звезду Джека Холдена. Кадр из фильма «Лакричная пицца». Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum
Предыдущие свои работы Андерсон строил на виртуозном актерском мастерстве, а в «Лакричной пицце» он, напротив, делает ставку на естественность и импровизацию – такое решение, как кажется, тоже идеально соответствует его намерению создать в картине атмосферу легкости, непреднамеренности и спонтанной свободы.
Стремясь к этой цели, Андерсон нарушает и ряд сюжетных шаблонов, которые обычно всплывают в киноисториях о юности в 60–70-е. Его Гэри вовсе не похож ни на отчаянного романтика, ни на бунтаря без причины (или, если угодно, с причиной). Говоря по правде, Гэри тот еще жук: жизнерадостный мордатый живчик с деловой хваткой, очень хорошо знающий, что почем. Не такими обычно предстают юноши в фильмах о первой любви в ту, самую романтическую в истории человечества, эпоху.
Поэтому «Лакричную пиццу» вряд ли можно описать как историю взросления. Здесь не взрослеет никто: 15-летний Гари уже настолько взрослый, что дальше просто некуда, а инфантильная, ранимая и дерганая Алана, видимо, навсегда обречена быть немножко ребенком.
Персонажи Купера Хоффмана и Аланы Хаим. Кадр из фильма “Лакричная пицца” Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum
Любопытно, что, начиная свой рассказ с констатации возрастной дистанции между героями, Андерсон очень быстро нивелирует категорию возраста, лишает ее всякого значения. Уже в самом начале фильма, наблюдая, с какой спокойной уверенностью Гэри клеит стюардессу, Алана понимает, что в положении неловкого подростка тут выступает отнюдь не Гэри, а, скорее, она сама.
И потом, когда героиня тусит с 15-летним школьником и участвует в его авантюрах – а вокруг того вьется стайка деловых партнеров и подручных еще младше, нередко просто откровенная мелюзга, – разница в возрасте уже безвозвратно перестает ощущаться и действующими лицами, и зрителем. Потому что в пространстве безымянной неопределенности стираются все границы и теряют смысл любые противопоставления.
Конец прекрасной эпохи
Несмотря на введение в сюжет реальных исторических персонажей и некоторых ключевых примет времени, Андерсон вовсе не стремится дать развернутый портрет эпохи. Действие полностью сосредоточено на том невесомом мире, что внезапно развернулся между двумя героями, а Уотергейт, хиппи, антивоенное движение и война во Вьетнаме существуют где-то далеко за кадром (характерно, что единственный в фильме антивоенный спич показан с долей иронии, поскольку произносится в вопиюще неподходящем месте и в неподходящее время: вместо субботней молитвы в доме ортодоксальных евреев). Кажется, что и нефтяной кризис вводится в сюжет лишь потому, что из-за него герои попали в несколько забавных ситуаций.
Однако выбор времени действия не случаен и, как и прочие художественные решения, соответствует главной режиссерской задаче. С некоторой степенью условности, 1973 годом можно датировать конец предшествующего славного десятилетия, когда мир словно взорвался, утратил привычные формы, предстал свободным и зависшим в эйфорическом предвосхищении – как и отношения Гэри с Аланой.
Купер Хоффман – сын постоянного андерсоновского актера Филипа Сеймура Хоффмана, и это его первое появление в кино. Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum
В 1973 случился нефтяной кризис, США отказались от Бреттон-Вудской системы и стало ясно, что денег на всех не хватит. Авантюрный разомкнутый хронотоп социального мира сузился обратно, беспечные ездоки и бродяги Дхармы пошли устраиваться на работу, а жизнь вновь обрела четкие очертания.
Блаженное состояние невесомости когда-нибудь обязательно заканчивается. Как закончились свободные 60-е. И как закончится фильм Пола Томаса Андерсона – сразу же, как только прозвучат те самые слова, которых так не хватало Гэри и Алане: «Я тебя люблю».
Дальше – как знать? – наверное, тоже будет много хорошего. Появится определенность, чувства и поступки обретут имена, понятный смысл и назначение. Но так интересно уже не будет. Не будет больше ни того смутного беспокойства, ни тех глупостей, ни той рассеянно блуждающей идиотской улыбки – всего того, что ты принимал за обещание счастья. А на самом деле это оно и было.
Ну да ты сам прекрасно это знаешь, потому и оттягивал признание. Так ведь, Гэри?
Роман Черкасов для “Вот Так”
