«Можно мне подыскать шелтер в Грозном?»: семь лет в Германии, «перевоспитание» в Чечне, побег и задержание. Рассказываем о Селиме Исмаиловой

Селима Исмаилова. Фото: из личного архива, Михаил Терещенко / ТАСС / Forum, Эрик Романенко / ТАСС / Forum

12 июня в московскому аэропорту «Внуково» задержали Селиму Исмаилову. Она сбежала от домашнего насилия в Чечне и пыталась улететь в Германию, однако у нее не получилось — девушку отправили обратно в Грозный.

По информации правозащитного центра «Марем», который помогал Исмаиловой с побегом, поводом для задержания стало заявление родственников о краже 85 тыс. рублей. Такие обвинения, по словам правозащитников, — «рабочая схема» для кавказских семей, желающих силой вернуть сбежавших женщин домой.

«Вот Так» поговорил со Светланой Анохиной — руководительницей «Марема». Она рассказала о том, как Селима попала к ним в центр, почему она хотела уехать из дома, и что ее может ждать в Чечне на примерах других сбежавших от домашнего насилия кавказских девушек. Вот ее монолог:

Светлана Анохина. Фото: Северный Кавказский узел

— Селима попала к нам через дружественную правозащитную организацию, помогающую женщинам, и [они] попросили помочь с эвакуацией. Как я понимаю, она писала наобум во многие организации, которые помогают женщинам.

Мы приняли кейс в работу, по-моему, 12 января [2023 года]. Дальше шли долгие разговоры с девушкой. Сначала она была в дикой панике: просила поскорее забрать, потому что получала от отца голосовые сообщения с угрозами. Общение затруднялось тем, что по-русски она говорила лишь через гугл-переводчик, и так искажается смысл. По нашей просьбе с девушкой общалась наша коллега, которая разговаривает по-немецки.

Несмотря на сбивчивое общение, главные вещи [в ситуации Селимы] мы выяснили. В таких случаях определяется степень угрозы, и мы со слов девушки определили ее как высокую. У девушки не было семейной поддержки ни со стороны отца, ни со стороны матери. Мать и отец в разводе, расстались они нехорошо. Дети остались с отцом, как это часто бывает в республиках Кавказа. Девушка рассказала, что у ее отца «много связей». С ее слов мы поняли, что о привязанности и доверии в отношениях с отцом речи быть не может — было насилие. С матерью она в напряженных отношениях, не общается с ней.

Селима не всегда была напугана: когда отец долго не давал о себе знать, напряжение спадало, и она говорила вполне внятно, не захлебываясь. Но при этом она хотела уехать обратно в Германию, где ей все понятно. Она прожила там с 12 до 18 лет, говорит только на родном и немецком языках.

Она жила в Германии с семьей. У нее был ВНЖ страны. В какой-то момент из-за «напряженной обстановки» в семье она обращалась за помощью в немецкую организацию по делам молодежи. Я так понимаю, эта организация связалась с ее отцом — видимо, так полагается по протоколу. Девушке из-за этого сильно влетело [от отца], но ей, видимо, удалось оправдаться [перед ним].

Но ее, как и многих других чеченских девушек (мы столкнулись с 12-ю такими случаями за год) вместе с младшей сестрой отвезли по достижению определенного возраста обратно в Чечню. Кажется, это произошло в 2021 году. Отец решил, что девочек надо вернуть в Чечню, а то «что-то они распоясались». Немецкая сторона никак не могла запретить им это сделать.

Это распространенная практика — отправлять девочек в Чечню на «перевоспитание». Особенно когда у них есть недопонимания с родителями. Иногда им подыскивают там мужей. Иногда просто отвозят как в карцер.

Селиме «повезло»: ей разрешили работать и даже российский паспорт был у нее на руках. Мы знаем обратные случаи: когда девушкам даже не разрешали выходить из дома. Можно себе представить степень шока человека, который всю сознательную взрослую жизнь прожил в совершенно других условиях, где есть институции, в которых могут помочь. Когда она обращалась к нам за помощью, то просила «подыскать шелтер в Грозном, который защищает женщин». Я поняла, что у девушки нет никакого представления о том, что такое Чечня.

Селима хотела вернуться в Германию. Наша задача была узкой: доставить ее в организацию, которая была бы готова ее приютить, обеспечивать безопасность. Предполагалось, что через какое-то время удастся организовать ее выезд в Германию. К сожалению, этого не удалось. У нас была информация, что на девушку собираются подать в розыск как пропавшую. Тогда в Москве она отправилась в отдел полиции с адвокатом, чтобы сообщить о том, что ушла из дома по собственному желанию. Заявление было принято. Родственники сделали другой ход — переориентировали дело на розыск «по уголовке», о чем ни она, ни кто-либо еще не знал.

После задержания [в аэропорту] у нее отобрали телефон и документы, лишь ее адвокаты могли урывками присылать сообщения — так я опосредованно узнавала, что там происходит.

Я бы не хотела делать прогнозы о том, что ждет девушку. Ситуации бывают разные: есть кейсы, когда побег кавказских девушек совершался не раз и не два. Есть совершенно дикие истории, где девушек предавали, подводили и задерживали. Например, Патимат Идрисова, которую похитили родственники, писала в СК РФ, прокуратуру и другие инстанции [о насилии], и ее в итоге забрали в РОВД и передали родителям. Но она убежала снова — мы помогали с ее побегом. Есть Аминат Ларсанова, которую задержали в Минводах и вместе с полицией забрали назад в Чечню. Она предприняла еще две попытки побега, и одна из них оказалась удачной. Все зависит от семьи и от самой девочки.

Но история, когда девушка идет против своей семьи и это вылезает наружу, всегда опасная. У меня в памяти — Марем Алиева, в честь которой мы назвали нашу команду. В 2015 году она внезапно пропала — дети говорили, что увидели веревку с окровавленными прилипшими прядями волос.

Марк Вальберг