«Это единственный способ противодействовать Левиафану». Илья Шуманов о борьбе с коррупцией в России

Согласно данным Генеральной прокуратуры, только за первое полугодие этого года в России выявили 24,5 тыс. преступлений в сфере коррупции. Это максимальный показатель за последние восемь лет. Около половины из этих преступлений приходится на взятки. Больше всего правонарушений, связанных с коррупцией, зафиксировано в Пермском и Ставропольском краях, а также в Санкт-Петербурге.

О том, почему в России так остро стоит проблема коррупции и что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию, «Вот Так» поговорил с генеральным директором российского отделения Transparency International* Ильей Шумановым.

Бесконечная борьба

Илья, что в России подразумевается под борьбой с коррупцией?

Это очень сложный вопрос, хотя, казалось бы, ответ на него очевиден. Сейчас борьба с коррупцией в России видится разными игроками по-разному. По сути, каждый вкладывает в это что-то свое. Представители власти воспринимают ее как некий инструмент повышения влияния одних групп и устранения конкурентов. Бизнес – как конкурентную возможность для себя, особенно бизнес, ориентирующийся на этику. Часть предпринимателей воспринимает борьбу с коррупцией как угрозу или как возможность избавиться от конкуренции.

Для гражданского общества она во многом отождествляется с политическим процессом. Благодаря действиям, например, Алексея Навального и его команды борьба с коррупцией стала очень политизирована. Найти нечто общее между бизнесом, гражданами и представителями власти в этом вопросе, на мой взгляд, очень сложно. Причина в том, что в стране нет единой антикоррупционной повестки, которая объединяла бы все эти группы. Несмотря на сложность такой задачи, мы пытаемся ее сформулировать.

Но власть на официальном уровне декларирует борьбу с коррупцией, появляются громкие дела. Это реальные действия или показательные выступления?

Как правило, значительная часть достижений власти в борьбе с коррупцией сконцентрирована на низовом уровне. К примеру, показательные порки начальника ГАИ Ставропольского края с золотым унитазом – это уровень среднего коррупционера, и на его фоне сделать большую кампанию по борьбе с коррупцией в стране очень сложно.

Действительно, власть достигла больших успехов в части борьбы с бытовой коррупцией. Дело в том, что оцифровано большое количество государственных сервисов, сокращена возможность общения гражданина с государством, большое количество услуг переведено в электронный формат. Гаишнику часто невозможно дать взятку, потому что есть камеры. Сегодня внушительное количество услуг в итоге предоставляет не «человек-чиновник», а «человек – электронная система».

Одновременно с этим в обществе сформировалось ощущение того, что эти взятки уже просто необязательны, их можно не давать, ничего с тобой не произойдет. Разумеется, существуют социальные группы, которые менее защищены, которые подвергаются поборам со стороны представителей власти. Это, в частности, мигранты или те, кто вынужден давать взятки, оказавшись в сложной жизненной ситуации, например, люди, которые не могут получить квалифицированную медицинскую помощь. Особенно это видно во время пандемии. Но в целом общество научилось формировать свое негативное отношение к коррупции и демонстрировать его. И это уже считается нормой поведения в отличие от нулевых и девяностых годов.

Получается, что на высшем уровне ситуация не меняется?

Если мы говорим про три слоя коррупции – бытовую, административную и политическую, или же верхушечную, – то ситуация везде разная. Как я уже сказал, на бытовом уровне борьба ведется. Борьба с административной коррупцией нет-нет, да и оказывается в повестке. По сути, появление людей, которые вымогают деньги у бизнесменов, или истории о полковниках-миллиардерах, – это свидетельство того, что в какой-то мере работа со стороны государства ведется. Если же речь идет о политической коррупции, то здесь нечем похвастаться.

Уже десятилетия в нашей стране отсутствует политическая конкуренция, которая должна была бы стать ключевым инструментом для повышения прозрачности и этичности действий политических игроков.

В программе действующих политических партий, которые выбраны в Государственную думу, антикоррупционная повестка присутствует лишь формально, она не направлена на гражданина и монополизирована правоохранительными органами. Именно представители последних крайне активно лоббируют продвижение этой повестки, обслуживая самих себя, в том числе в Госдуме.

Разумеется, рассуждая о политической коррупции, мы представляем людей, которые формируют российский политический истеблишмент, – это друзья президента, губернаторы, вышедшие из числа адъютантов президента, и так далее. Это, можно сказать, система кронизма, которая в законченном виде сформирована в стране. И она продолжает действовать, потому что обыватель в принципе ничего плохого в этом не видит. У обывателя нет запроса на справедливую систему управления, ему нужен только комфорт. Если ему комфортно, то принципы работы системы управления, такие вопросы, как кто чей брат, товарищ, кум, россиянина меньше всего интересуют.

Коррупция и политика

Вы упомянули Алексея Навального, поэтому стоит сказать о том, что у нас в стране сформировался определенный тренд – «борьба с борьбой с коррупцией». К чему это может привести?

Алексей Навальный в первую очередь политик. И тут мы говорим о политической конкуренции, когда представители власти, занимающие определенные позиции в российской системе, чувствуют угрозу и очевидную силу, которая есть у политических оппонентов. И они таким образом пытаются с ними расправляться. То, что у Алексея Навального имеется антикоррупционная повестка, это и есть некая сублимация того, что такая повестка отсутствует у других политических игроков. То есть если другие политики не называют вещи своими именами, то кто-то это обязательно будет делать.

Будет Алексей Навальный или его не будет, но тема коррупции все равно останется в политической повестке, ее замолчать не получится. Околовластные группы, финансово-промышленные группы, разумеется, пытаются сохранить статус-кво, в котором они находятся. Они располагают ресурсами, значительная часть полномочий в нашей стране монополизирована. В итоге элиты ограничивают доступ к этим полномочиям и ресурсам для остальных людей.

Такая форма управления называется экономистами «стационарный бандит». Это ситуация, при которой существует группа людей, получивших власть в стране, которые не дают согражданам умереть с голоду, но и не отдают ключевые ресурсы и получаемую от них прибыль.

И эти ресурсы не распределяются пропорционально справедливому уровню благосостояния граждан.

Может быть, коррупция просто является некой неотъемлемой частью так называемого русского менталитета?

Я сам из Калининградской области, поэтому могу привести очень хороший пример. Когда житель Калининградской области, то есть россиянин, пересекает границу с Польшей или с Литвой, у него исчезает желание дать взятку гаишнику.

Происходит это по одной простой причине: есть вероятность, что, когда он предложит эту взятку, он поедет в тюрьму и будет отбывать срок в польской или же литовской тюрьме. И весь наш менталитет, который касается коррупции, заканчивается на более взвешенной оценке рисков.

Когда человек не чувствует эти риски, когда он чувствует возможность для злоупотреблений и безнаказанность, то у него и формируется ощущение того, что он может это делать.

Как только он попадает в другую среду, этот менталитет – в смысле давать или получать взятки – улетучивается. Поэтому я думаю, что озвученный вами тезис лишь отчасти справедлив и верен. Какие-то социальные или культурные особенности накладывают отпечаток на любое общество.

Наше же общество достаточно толерантно относится к таким коррупционным практикам, которые мы называем конфликтом интересов, непотизмом, кумовством – когда родственники и друзья получают преимущества либо трудоустраиваются на государственную службу и помогают другим родственникам, которые, допустим, работают в бизнесе. И такая модель «родственных грибниц» часто заполняет регионы, когда десятки родственников становятся выгодоприобретателями от действий высокопоставленных чиновников. Такие явления лишь ограниченно воспринимаются негативно со стороны граждан. И не все считывают это как коррупцию, для многих это неэтичное поведение, но коррупционных практик люди в этом не видят.

В целом же практики, связанные с повышением лояльности со стороны чиновников, подарки госслужащим – это «азиатская» модель, которая в странах Центральной Азии является общепринятым стандартом. И она часто эмигрирует в нашу российскую государственную и экономическую систему – когда попытка повышения лояльности со стороны чиновника связана с дарами или попыткой оказать на него влияние для того, чтобы он был более снисходителен к той или иной коммерческой структуре или человеку. Понятно, что это достаточно сложная система, описать ее в нескольких предложениях невозможно. Но важно понимать, что при переносе так называемого коррупционного менталитета в другую среду, менее терпимую к коррупции, он мгновенно исчезает.

Почему российские власти никогда не реагируют должным образом на громкие международные коррупционные расследования?

Россия по-прежнему заинтересована в положительном имидже на международной арене и всячески к этому стремится. Об этом свидетельствует участие страны во всевозможных международных форумах, группах и ассоциациях, связанных в том числе с противодействием отмыванию денег. Это, помимо прочего, изложено в национальном плане противодействия коррупции, который публичен и регулярно обновляется.

Если же говорить о реакции внутри страны, то тут немного иная ситуация. Действительно, выходит множество антикоррупционных расследований, которые делают международные консорциумы журналистов, расследовательские команды и независимые медиа.

И мы видим, что в них фигурируют политически значимые лица, связанные с российской властью и по сути являющиеся частью ее политической элиты. И мы опять приходим к теме политической коррупции, верхушечной коррупции, где прогресса у России за последние годы минимум. Так происходит потому, что нет политической воли, в том числе и для противодействия этим явлениям, всех лиц, принимающих решения, все устраивает.

Группа людей, которая контролирует власть, будет пытаться ее сохранить.

Когда мы говорим о том, что неожиданно выявляются какие-то факты, имеющие признаки коррупции на верхушечном уровне, то решение о проведении расследования, о признании нарушений все равно зависит от тех людей, которые являются политически значимыми. То есть по сути произошла какая-то абсорбция власти в одном месте, в руках 30–50 человек, которые и контролируют этот процесс. Поэтому ожидать от этих людей, чтобы они признали самостоятельно нарушения, неоправданно. Какой из этого выход? Только общественное давление.

Без прогресса

Россия занимает далеко не самые высокие места в международных антикоррупционных рейтингах. Есть ли хоть какой-то прогресс в этом смысле?

Нет, мы по-прежнему находимся в нижней зоне всех рейтингов. Россия показывала какой-то прогресс в рейтинге Doing Business. Но в ближайшее время он больше не будет обновляться. Существует индекс восприятия коррупции – это легендарный рейтинг Transparency International. Россия в нем показывает минимальный прогресс. Почему? Потому что с 2010 года антикоррупционная повестка в нашей стране не обновляется. Не происходит ее актуализация, сверка с международными трендами. Мы замерли.

Помните антикоррупционную кампанию, которая при Дмитрии Медведеве была запущена? Так вот ничего нового в антикоррупции в нашей стране с того момента практически не произошло. В книге Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» говорилось: «Чтобы стоять на месте, нужно бежать, а вот чтобы двигаться вперед, нужно бежать в два раза быстрее». Мы в текущем моменте замерли, и значит, каждый год мы откатываемся назад. Кто-то нас постоянно обгоняет. Все страны шагают вперед, демонстрируют свою приверженность антикоррупционным стандартам, берут на себя лидерство в антикоррупционной сфере, проявляя волю в части антикоррупционных расследований. Мы – нет. Исходя из этого, очевидного прогресса в рейтингах и индексах мы видеть не можем.

Мы не берем на себя дополнительные обязательства. Например, Россия до сих пор не ратифицировала Конвенцию гражданско-правовой ответственности против коррупции и ряд других международных документов. Разумеется, отношение к РФ со стороны стран-партнеров сегодня не очень позитивное, сотрудничество сведено к минимуму и ограничено сугубо экономическими процессами. То есть на политическом уровне не происходит кооперации.

Западные партнеры воспринимают Россию в итоге как «страну-хулигана». И мне кажется, что пока нет серьезных оснований полагать, что это скоро может изменится.

Глобальные институты, связанные с противодействием коррупции, не готовы полноформатно взаимодействовать с Россией. Такая же ситуация на уровне национальных правительств развитых стран. Это, в свою очередь, отражается и в международных рейтингах.

Навальный в тюрьме, ФБК** и штабы** запрещены. Неужели вам до сих пор хочется заниматься борьбой с коррупцией в России?

Про Алексея Навального я уже сказал. Его арест точно не приведет к улучшению с состоянием коррупции в нашей стране. Мы отличаемся от штабов и команды ФБК. Мы не боремся за власть. Transparency International – это международный институт, глобальная организация, которая присутствует более чем в ста странах мира. Каждая страна имеет свою специфику. Мы точно понимаем, что можем каким-то образом помогать российскому гражданину в борьбе с коррупцией, и это априори выгодно государству. Мы также готовы помогать и самому государству, когда возникает такой запрос, и бизнесу. Последний сейчас крайне заинтересован в новых инструментах противодействия коррупции, чтобы соответствовать международным стандартам и участвовать в глобальных экономических отношениях на равных.

Понимая, что меняется контекст, мы тоже меняемся, адаптируемся. В связи с этим мы приняли новую стратегию, ее утвердил совет организации. Она стала в большей степени направлена на гражданина, а не на институты власти. Мы хотим повысить информированность гражданина, изменить его восприятие и терпимость к коррупционным практикам. Это единственный способ противодействовать Левиафану, вооружить знаниями гражданина.

*Организация внесена в реестр НКО-иноагентов.

**Признаны экстремистскими и запрещены в России.

Ирина Ананина