Вторая холодная война и путинизм как товар на экспорт
Футболки с изображением президента России Владимира Путина в торговой палатке в центре Кишинева. Молдова, 2016 год. Фото: Глеб Гаранич / Reuters / Forum
Борьба между СССР и США закончилась в 1989 году падением Берлинской стены и мальтийским саммитом Горбачева и Буша-старшего. В 2014-м началось новое глобальное противостояние, и сейчас дела обстоят очень плохо – как во времена Рейгана и Андропова.
Россия как «анти-США»
Термин «вторая холодная война» пока не закрепился в политическом языке планеты – цивилизованная часть человечества еще проходит стадию отрицания. Это не удивительно: ведь и термин «Вторая мировая война» тоже вошел в повсеместный обиход не сразу, не в сентябре 1939-го, а примерно в 1940–1941 годах.
Вторая мировая отличалась от Первой мировой по множеству идеологических, политических, военных параметров, а главное – по накалу ненависти, масштабам террора и количеству жертв. Но есть главный, сущностный признак, объединяющий их: это глобальные конфликты между блоками великих держав, в которые было втянуто большинство стран мира; при этом использовались почти все ресурсы воюющих сторон.
Вторая холодная война отличается от первой холодной войны 1946–1989 годов – как и две мировые войны друг от друга. Чего стоит только фактор Китая, превратившегося в глобального игрока и одну из сторон конфликта, ситуационистски союзную для Кремля.
Китайские и российские морские пехотинцы во время военно-морских учений «Совместное море – 2016» в Чжаньцзяне, провинция Гуандун, Китай. Фото: Li Jin / VCG / Forum
Западные аналитики в поисках успокоения и оптимизма любят говорить о том, что путинская Россия, в отличие от СССР, не является сверхдержавой и империей в подлинном смысле слова. А значит, и новая холодая война невозможна. По их мнению, современная Россия не идеологическое государство, у нее нет представления о глобальной миссии и планетарном образе будущего.
В рамках этой логики СССР с его марксистско-ленинской идеологией был источником образцов для многих в мире. Он проиграл холодную войну в 1980-е, когда окончательно утратил идейную привлекательность, а единственным приемлемым источником образцов остались лишь США. Россия же, управляемая безыдейными клептократами, никаких образцов никому дать не может – а значит, нет и пространства для настоящего мирового конфликта.
К сожалению, это недооценка серьезности ситуации. Владимир Путин и его ближайшее окружение формируют сейчас собственную идеологию. Эта идеология не имеет и, наверное, не может иметь научного названия. Попытки приклеить тут какие-либо политические термины заведомо провальны и ничего нам не объяснят, а только запутают нас.
В этой идеологии много эклектики, она вся состоит из заимствований, внешне кажется сумбурной и противоречивой. Имперский шовинизм, антидемократизм, крайняя форма этатизма, вульгарно понимаемые религиозность и традиционализм, конспирология как единственный метод анализа общественных процессов. Тщательно взращиваемые в населении России чувство обиды на внешних недругов, геополитический цинизм и культ силы.
Отношение к национализму, в том числе русскому, прикладное. В зависимости от ситуации национализм становится орудием или же, наоборот, врагом. Вообще с русским национализмом у Путина сложные отношения. Инстинктивно он чувствует в национализме угрозу. Буржуазный, демократический русский национализм Путина пугает. Огромные мощности кремлевской пропаганды направлены на подчинение национализма этатизму, на его развращение, примитивизацию, превращение в топливо для имперского строительства.
Удивительная особенность путинской идеологии в том, что она, в отличие от большинства других идеологий, изначально не самоценна. Это не продукт подробного анализа окружающего мира, систематизации и поиска путей в будущее. Идеология нынешнего Кремля строится на отрицании ценностей западной цивилизации в их максимально широком понимании. Это идеология «от противного». Владимир Путин любит рассуждать о том, что современная Украина якобы превращается в «анти-Россию». Но на самом деле Путин строит на месте России «анти-Запад», «анти-Европу» и «анти-США».
Активисты прокремлевского движения «Антимайдан» размахивают флагами во время акции протеста в честь 66-й годовщины образования НАТО у посольства США в Москве. 3 апреля 2015 года. Фото: Максим Змеев / Reuters / Forum
Для ведения холодной войны нужен идеологический «товар» на экспорт. К сожалению, он есть. Сам образ путинизма как предельно циничной и жестокой силы под маскировочной сеткой «духовности» и «защиты суверенитета» все более привлекателен для авторитарных режимов по всему миру – от Никарагуа до Мьянмы. Путинизм как модель, путинизм как пожарная команда, спасающая хунты и клептократии третьего мира – вот экспортный товар нашей страны.
Сам Владимир Путин как личность сформировался в кабинетах КГБ, а затем в мэрии бандитского Петербурга 1990-х. Это сильно влияет на внешнеполитический почерк Москвы. Оперативные разводки, подкуп, коррупция играют в международной экспансии Кремля даже большую роль, чем пропаганда и идеологемы. Но это делает путинизм для его партнеров еще привлекательнее.
Танки на краю бездны
Когда в 2014–2015 годах вторая холодая война только начиналась, считалось, что Путин, борется за право вернуться в «клуб мировых господ». Именно этим в первую очередь объяснялось начало российской военной операции в Сирии. Вырваться из крымского плена, из победы, превратившейся в геополитическую тюрьму. Перебить «украинскую» повестку, влезть в мировую антитеррористическую борьбу, опять усесться за один стол с западной элитой.
Глядя на сегодняшнее противостояние в Европе, самое драматичное с середины 1980-х годов, можно понять, что Путин от таких легких сценариев отказался. Он всерьез решил закусить удила и провести нашу страну через горнило новой мировой схватки. Несколько лет этот человек живет с черными мыслями о том, что мировые элиты не считают его равным себе, не уважают, третируют. Решено дать серьезный бой.
Подготовка к нынешнему ракетно-танковому кризису шла несколько лет, и демонстрация Путиным в 2018 году новых крылатых ракет во время обращения к Федеральному собранию была одним из элементов подготовки, прелюдией.
Владимир Путин выступает с ежегодным обращением к Федеральному собранию в Москве, 2018 год. Фото: Михаил Метцель / ТАСС / Forum
Сейчас прокремлевские эксперты на полном серьезе пишут в солидных газетах: для соблюдения Североатлантическим альянсом наших «красных линий» нужно «усиление военной напряженности в отношениях с США и НАТО, дальнейшая эскалация конфронтации». И западные страны поймут, что расширение Альянса «будет существенно ослаблять их безопасность, вплоть до угрозы войны».
Помимо личных комплексов и фобий для Путина важно желание переиграть проигранную когда-то Советским Союзом битву. Хозяин Кремля считает, что Россия сейчас сильнее, чем СССР, потому что «высокодуховна» и избавлена от нежизнеспособной социалистической экономики. А Запад, с точки зрения Путина, напротив слаб, как СССР в 1980-е, в эпоху «гонки на лафетах» – их государства наполнены внутренними кризисами, противоречиями, а выбираемые правители неадекватны. Не исключено, что Путин считает себя «русским Рейганом».
И самое опасное в сложившейся ситуации – путинская правящая группа, в отличие от старцев Политбюро, прошедших войну с Германией, не знает, что такое ужасы войны. Они, заигравшись в «красные линии», выстраивают свои танки и бронетранспортеры на краю бездны, глубину которой просто не могут осознать. И даже если сейчас ситуацию в Восточной Европе удастся «разрулить», это лишь будет означать, что нам нужно ждать следующего кризиса. От кризиса к кризису – ритм жизни в эпоху холодной войны.
Как развивается ситуация с вероятным вторжением России в Украину, читайте по ссылке.
Роман Попков / “Вот Так”
