«Матрица: Воскрешение». Революция двадцать лет спустя

В «Воскрешении» герой Киану Ривза вовсю использует любимый прием: останавливать пули руками и отбрасывать врагов ударной волной. Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum

В прокат вышел фильм «Матрица: Воскрешение» Ланы Вачовски – продолжение легендарной трилогии с Киану Ривзом и Кэрри-Энн Мосс. Специально для «Вот Так» Роман Черкасов рассказывает о возвращении Нео, стараясь не сильно спойлерить. Однако вовсе избежать спойлеров в разговоре о «Матрице» невозможно. Мы вас предупредили.

Со времени событий оригинальной трилогии во «внематричной» реальности прошло около 60 лет, а в Матрице – столько же, сколько и в нашем мире (ведь наш мир и есть Матрица). Постаревший Томас Андерсон (Киану Ривз) трудится геймдизайнером и войну с машинами помнит как сюжет якобы созданной им видеоигры: на рабочем столе у него стоит приз за «Матрицу» – лучшую игру 1999 года.

Впрочем, иногда эти события ощущаются им как реальные воспоминания, и тогда окружающая действительность начинает ползти по швам, а герою чудится, будто он и вправду Нео. Такие приступы беспокоят мистера Андерсона и потому он ходит к психоаналитику (Нил Патрик Харрис) и сидит на синих таблетках. Однажды (хотя скорее всего далеко не однажды) перед ним появляется живой Морфеус (Яхья Абдул-Матин II) и, как в старые-добрые, предлагает принять таблетку красного цвета.

«Глубока ли кроличья нора?»

Скажем сразу: трейлер был лучше. Он завораживал, был полон намеков и загадочных деталей, которые в фанатских сообществах задолго до премьеры успели разобрать по косточкам, чтобы выдвинуть свои гипотезы развития событий в новой «Матрице». Многие из этих догадок оказались верными, а многие были куда изобретательнее той версии сюжета, что была в итоге представлена в фильме.

Оригинальная трилогия оставляла после себя много вопросов, над которыми было интересно ломать голову, и попытки ответить на которые послужили фундаментом для разных фанатских теорий. Существует ли вообще война с машинами или это тоже виртуальная иллюзия, а реальность лежит еще глубже? Вправду ли Морфеус человек или все-таки программа? А город Зион – не является ли и он частью Матрицы? Ведь как иначе Нео в конце второй части смог движением руки остановить машину-охотника?

Киану Ривз в фильме выглядит и как персонаж мемов с грустным Киану Ривзом, и как Джон Уик – не столько Томас Андерсон, сколько собственный поп-культурный образ. Источник изображения: Matrixresurrections.net

На эти и другие подобные вопросы «Воскрешение» дает самые консервативные и предсказуемые варианты ответов. Вачовски отказывается от развития сюжетной идеи в направлении новых парадоксов и от дальнейшего переосмысления онтологии созданного ей художественного мира. Немного поводив зрителя за нос первые полчаса, режиссер затем расставляет все точки над «i», устраняет чувство онтологического беспокойства и больше к этим темам не возвращается. Реальность – тут, иллюзия – там, всё, вопрос закрыт.

Конечно, за прошедшие годы в мире «Матрицы» произошли некоторые изменения, главное из которых – люди и машины теперь не совсем враги, местами даже друзья, правда машины продолжают качать энергию из спящих людей, но это теперь норм. Однако самые значительные трансформации происходят не в изображаемом мире, а в авторском взгляде на него.

«Матрица поглотила тебя»

Вачовски делает «Матрицу» объектом беспощадной иронической рефлексии, эксплицируя ее как феномен потребительской поп-культуры, являющийся порождением капиталистической индустрии развлечений. Игровая студия Deus Machina, где работает Нео, под нажимом Warner Bros. (ха-ха!) готовится запустить четвертую часть франшизы – как бы ту самую, что мы сейчас и смотрим.

На сеансах мозгового штурма сотрудники студии выкрикивают маркетинговые идеи: «Что такое “Матрица”? Это метафора трансгендерности! Аллегория современного капитализма! В ней должно быть много экшена!» Сотрудник похожий на режиссера Шьямалана настаивает, что она обязательно должна взрывать мозг.

Обнажая приемы создания «Матрицы», проговаривая их от лица карикатурно показанных креативных работников, Вачовски демифологизирует собственное творение: очнитесь, мол, это не было откровением, это был всего-навсего дорогой блокбастер, который в свое время «немного развлек народ».

Морфеус (Яхья Абдул-Матин II) во время поединка с Нео. Источник изображения: Matrixresurrections.net

Новый Морфеус, впервые представший перед Нео прямиком из туалетной кабинки и в ярком «вырви-глаз» костюме, открыто позиционирует себя как шутовскую, сниженно-пародийную версию настоящего Морфеуса. А Киану Ривз выглядит и как персонаж мемов с грустным Киану Ривзом, и как Джон Уик, играя, таким образом, не столько конкретного героя по имени Томас Андерсон, сколько собственный поп-культурный образ.

Впрочем, за пределами Матрицы он выглядит совсем иначе – осунувшийся, коротко остриженный и совсем не похожий на свои медийные репрезентации. То есть, иронизируя над «Матрицей» как продуктом капиталистической индустрии, Вачовски все же утверждает, что по ту сторону капитализма существует истинная и неотчуждаемая идентичность. И, несмотря на саркастическую интонацию фильма, эта ускользающая от отчуждения реальность является для режиссера зоной свободной от иронии.

«Следуй за белым кроликом»

Движение к идентичности и составляет сюжет фильма: революция теперь должна произойти не во внешнем мире, а внутри героев – Томаса Андерсона и Тиффани (Кэрри-Энн Мосс), которым надо вспомнить, что на самом деле они Нео и Тринити.

История о немолодом и смертельно усталом бывшем Избранном, без цели и надежды влачащем жизнь в мире победившей Матрицы, была бы отличным послесловием к шуму и ярости оригинальной трилогии (нечто похожее делал Дэнни Бойл в выпущенном тоже двадцать лет спустя сиквеле «Трейнспоттинга»). Однако Вачовски не хочет снимать такое кино: быстро указав потерявшемуся было герою правильную цель и дав надежду, режиссер ведет сюжет в сторону романтически-геройского нарратива в духе фильма 1999 года, который она во многом, хоть и с иронией, пытается повторить.

И здесь становятся видны проблемы. Дело не в том, что новый фильм хуже старого (конечно, хуже, на иное никто и не надеялся), а в том, что он порой дает неожиданные осечки там, где, казалось бы, все должно идти как по маслу. Экшен всегда был сильной стороной оригинальной трилогии. За давностью лет можно напрочь забыть, например, сюжет «Перезагрузки», но погоню с участием Близнецов или рукопашный бой Нео со стремящимся к бесконечности числом агентов Смитов в этом фильме забыть невозможно.

В «Воскрешении» экшен-сцены поставлены на удивление неизобретательно. Хоть Нео и утверждает, что не забыл кунг-фу, его любимый прием – выбросив руки вперед, останавливать пули и ударной волной отбрасывать врагов. Будто, если продолжить аналогию с видеоиграми, он герой файтинга, который выучил ровно одно комбо и только его и юзает.

Постаревший Томас Андерсон трудится геймдизайнером и войну с машинами помнит как сюжет созданной им видеоигры. Источник изображения: Matrixresurrections.net

Некоторые отличные сюжетные идеи первого фильма, будучи воспроизведенными в «Воскрешении», теряют свой смысл. Когда в фильме 1999 года Нео получает указание следовать за белым кроликом, а потом видит девушку с татуировкой кролика, это происходит потому, что соратники Морфеуса хакнули Матрицу, чтобы направить Нео по нужному пути. В «Воскрешении» Багз (Джессика Хенвик) тоже приглашает Нео пойти с ней и в качестве аргумента показывает татуировку на плече, но нет никаких объяснений, как она там оказалась, – перед нами просто механическое повторение удачного сюжетного хода из старой «Матрицы».

В сценарии имеются серьезные логические дыры, мешающие восприятию истории. Например, из сбивчивых объяснений Аналитика не очень понятно, зачем все-таки воскресили Нео – чтобы использовать его как высокопроизводительную батарейку? С чего вдруг его спящее тело стало таким энергоемким? И уж совсем не ясно, зачем Матрице понадобилось воскрешать агента Смита.

Тем не менее «Воскрешение» – хорошее, остроумное и пронзительное кино, в котором есть и изобретательно придуманные сцены, и нужная атмосфера, и немало иных достоинств, и даже новый агент Смит (Джонатан Грофф) не выглядит самозванцем. Главное отличие нового фильма от оригинальной трилогии связано не с недостатком у Ланы Вачовски режиссерского мастерства (с этим все в порядке), а с идейным месседжем, кардинально отличающимся от того, что говорил зрителю фильм 1999 года.

И все-таки Матрица тебя поглотила

Первая «Матрица» была репрезентацией левой идеи, точнее, марксистской социальной критики: мир, как мы его видим, – идеологический конструкт, ложное сознание, маскирующий подлинную реальность, в которой люди являются пассивными объектами эксплуатации. Такая картина была развернутой метафорой критики современного капитализма, создающего относительно комфортные условия, чтобы замаскировать факт господства и принуждения.

В новом фильме экономическое порабощение человека как будто перестает быть требующей решения проблемой. Проблема теперь не в том, что капиталистическая система эксплуатирует людей, а в том, что выстроенная ей идеология (Матрица) стесняет возможности эмансипации, не дает личности обрести свою «подлинную» идентичность.

Соответственно, больше не стоит задача разрушить Матрицу, пробудить людей и открыть им глаза на свой реальный статус в сложившейся системе угнетения – пускай себе спят. В революционных преобразованиях нуждается не реальность, а идеологическая надстройка, симуляция реальности, то есть – Матрица, которую просто нужно сделать более комфортной, более «фрэндли» и не препятствующей эмансипированию. К примеру, «усыпать небо радугами», как о том говорят герои фильма.

Из новой «Матрицы» не очень понятно, зачем было воскрешать Нео. Фото: Capital Pictures / Film Stills / Forum

Поддерживает ли Вачовски этот новый месседж или издевательски иронизирует над ним – сказать трудно: режиссер наворотила столько уровней иронии и метаиронии, что ее собственная позиция становится почти неуловимой. Впрочем, это и не важно; сестры Вачовски и в оригинальной трилогии были сильны не как теоретики, а как диагносты, чутко улавливающие актуальный «дух времени» и умеющие его без ненужных экивоков репрезентировать.

И в «Воскрешении» Лана столь же прямолинейно показывает объективно существующие идейные настроения сегодняшнего дня: вот такая сейчас эпоха. А значит мы имеем такую «Матрицу», какую заслуживаем.

Роман Черкасов для “Вот Так”