Пытки в наших тюрьмах были всегда и отличались лишь по накалу и массовости

В уголовном праве существует такое понятие, как «общая превенция». Это когда преступления предотвращаются за счет страха потенциального преступника перед неизбежным наказанием. В цивилизованных странах серьезных преступников наказывают лишением свободы. В странах варварских – физическими мучениями, отрубанием рук, забиванием камнями. Это я о сегодняшнем дне.

Тюремная система в России – варварская. Государство угрожает преступникам лишением свободы, а подразумевает под этим невыносимые условия жизни, сопряженные с пытками, издевательствами, холодом, голодом, сексуальным насилием и постоянным унижением. Официально считается, что пытки в правоохранительной и пенитенциарной системе – это нечто исключительное, заслуживающее осуждения и наказания. Но на самом деле это явления заурядные, повсеместные и непреходящие.

Некоторые смешные российские правозащитники рассказывают, что все это началось в последние 20 лет, а прежде в Советском Союзе такого не было. Это их самих тогда не было! Не было средств массовой информации, в которых о пытках можно было писать. Пытки в тюрьмах были в России всегда и в разные времена отличались лишь по своему накалу и массовости.

От 30-х через 70-е до наших дней

Пыточный конвейер на следствии и в лагерях в 30–40-е советские годы не имел себе равных по жестокости, вероятно, с петровских времен, а по массовости – вообще никогда. В позднесоветское время масштабы пыток уменьшились, но их изощренность и жестокость оставались прежними. Людей избивали и пытали на следствии, унижали и насиловали в пресс-камерах по указанию оперативников и следователей.

Фото из серии Карла де Кейзера, посвященной российским тюрьмам. Фото: Карл де Кейзер / Magnum Photos / Forum

В 70-х годах я множество раз встречал в тюрьмах людей, прошедших через пыточное следствие и подписавших все, что от них требовал следователь. И не где-нибудь в глухой провинции, а в Москве, на той же Петровке, 38, куда арестованных увозили из СИЗО на пару недель для «следственных действий». Они возвращались оттуда потухшие, избитые, с кровоподтеками и травмами и рассказывали примерно то же, что рассказывают жертвы пыток сегодня. Никто этому не удивлялся, это было тогда обычным делом.

В колониях и крытых тюрьмах заключенных пытали с одной ясной целью – сломать их волю. Повод был неважен и всегда без труда находился. У тюремно-лагерной администрации и их начальства в ГУИТУ (наследники ГУЛАГа, предтеча нынешнего ФСИН) это называлось «перевоспитанием». Для садистов в погонах смысл пыток был в получении безраздельной власти над беззащитными людьми, в удовлетворении своих садистских наклонностей, в утолении звериных инстинктов и утешении своего комплекса неполноценности.

Для высокого начальства и всей советской системы смысл пыток сводился к устрашению общества тюрьмой. Чтобы все понимали, что это не просто лишение свободы, а непрерывные мучения и непереносимая физическая боль. «Здесь вам не санаторий», – любили они говорить, оправдывая так свою немотивированную жестокость. Власть наводила на общество ужас, чтобы никому не приходило в голову протестовать.

Власть получает свой навар при любом раскладе

Поскольку пытки были и остаются государственной политикой, на защиту закона полагаться не приходится. В отдельных слишком шумных случаях власть реагирует на скандалы судебными процессами и даже приговорами палачам. Впрочем, приговоры эти все больше условные либо осужденные садисты очень скоро освобождаются досрочно.

С этих судебных процессов власть получает свой навар: она еще раз таким изощренным способом напоминает обществу, что такое российская тюрьма. Это еще одно предупреждение несогласным. Эффективно противостоять пыткам никогда не удавалось. Власть всегда смотрела на них сквозь пальцы. Заключенные сами сводили счеты с теми, до кого могли дотянуться. Но дотянуться они могли не до многих, в основном до других зэков, помогавших в пытках администрации. Их, если могли, калечили и убивали. Чаще на этапах и в пересыльных тюрьмах.

Фото: Карл де Кейзер / Magnum Photos / Forum

Иногда пострадавшие от пыток заключенные, освободившись, находили живущих поблизости от зоны палачей и сводили с ними счеты. Возвращавшихся домой демобилизованных солдат внутренних войск частенько выкидывали на перегонах из вагонов поездов, хотя эти охранники зон были менее всего повинны в пытках и издевательствах. Но ненависть редко бывает рациональной. Эти дембеля даже начали спарывать свои малиновые погоны, чтобы их не опознали по роду войск, но это мало помогало – споротый погон говорил сам за себя.

По-настоящему пресечь пыточную систему можно только одним способом: систематическим и неотвратимым применением закона против исполнителей и организаторов пыток. Для этого в стране должна существовать независимая судебная власть. А для этого, в свою очередь, должно быть сменяемое правительство, ответственное перед парламентом и обществом, боящееся судебного преследования за незаконное давление на суд. И все это обеспечивается гражданской свободой, независимой прессой, общественной активностью и политической конкуренцией. Ничего нового не придумаешь – менять надо всю систему.