Расстрельная комната потеряла память. Краевед три года добивался восстановления мемориала репрессированным
Градозащитник из Челябинска Юрий Латышев в течение трех лет безуспешно добивался восстановления на здании бывшего НКВД мемориальной доски. В середине 1990-х ее установили на стене расстрельной комнаты, но спустя 10 лет доска бесследно пропала. ФСБ и МВД отрицают причастность к ее демонтажу, но считают, что восстановление памятной доски нецелесообразно и «искажает историческую действительность».
По мнению мэрии, возвращение мемориала вызовет «безосновательные ассоциативные представления о деятельности полиции», а областная омбудсмен полагает, что это может привести к терактам. Исчерпав все возможные ресурсы, краевед Латышев решил не продолжать эту борьбу, которую три года вел в одиночку. Теперь он будет добиваться экспертизы захоронений под коттеджами.
«Я лиру посвятил городу своему»
Вероятно, эта эпопея не случилась бы, если бы химик Юрий Латышев, выйдя на пенсию, не занялся краеведением и градозащитой. За несколько лет он приобрел известность в Челябинске как один из наиболее сведущих знатоков истории города, талантливый волонтер-экскурсовод, а также не дающий покоя чиновникам неравнодушный горожанин.
Для одних он – «дед-краевед» и возмутитель спокойствия, для других – пример искренне любящего свой город прекраснодушного борца за законность и культурное наследие. Латышев координирует созданную им инициативную группу «АрхиСтраж», в 2014 году он стал лауреатом городской премии «Золотая лира», в 2017-м – национальной премии «Культурное наследие».
С 2012 года Латышев посвятил свободное время составлению реестра объектов культурного наследия (ОКН) в Челябинске и области. Он фиксировал их состояние, а также боролся за спасение признанных и возможных выявленных ОКН от уничтожения. И вот в самом начале 2018 года краевед узнал о памятной доске на бывшем здании УФСБ, где в 1930-х находилась расстрельная комната.
«Я и не знал, что она есть. Мне написали из Троицка и рассказали о ней. Начал копать и докопался до такой удивительной картины», – рассказывает Юрий Латышев.
Копать он начал сразу в нескольких направлениях: поиск газетных публикаций, архивных документов, свидетельств очевидцев, отправка запросов в УФСБ и ГУ МВД. Постепенно из этих разрозненных элементов начала складываться мозаика подмены.
От девяностых к нулевым
Точкой отсчета в этой истории можно считать 21 апреля 1994 года. В этот день старший помощник прокурора области Александр Демин в ответе на запрос директора Центра историко-культурного наследия Челябинска Владимира Боже написал:
«Приговоры судов и постановления несудебных органов о расстреле лиц, обвиненных в контрреволюционных преступлениях, в 1937–38 гг. приводились в исполнение в специальном помещении, оборудованном на 1-м этаже 2-этажного пристроя, расположенного во дворе основного здания УНКВД».
При этом Демин полагал, что расстреливали «врагов народа» и непосредственно на месте захоронений – на Золотой горе на окраине Челябинска.
Позднее факт расстрелов в здании НКВД признали и власти. В энциклопедии «Челябинск» указано: «Одним из самых массовых мест захоронения жертв политических репрессий в Челябинске является Золотая гора. Место расстрела – расстрельная камера во дворике бывшего Управления НКВД – КГБ – ФСБ (ул. Васенко, 39)».
Краевед Латышев утверждает, что здание ОГПУ–НКВД построили из кирпичей разрушенного в 1932 году Христорождественского кафедрального собора Челябинска. Он предполагает, что проект уже тогда предусматривал расстрельную комнату.
Как бы то ни было, памятная доска на здании управления службы госбезопасности появилась по воле городских властей. Мэр Челябинска Вячеслав Тарасов 8 августа 1995 года распорядился установить на стене пристроя, где была расстрельная комната, «мемориальную доску с изображением свечи».
В распоряжении главы администрации города указан и текст: «В этом здании в период массовых репрессий 30–40-х годов приводились в исполнение приговоры о расстреле граждан, безвинно репрессированных по политическим мотивам. Вечная память погибшим!». В документе подчеркивается, что этот текст согласован с областной прокуратурой.
Открытие мраморной памятной доски размером 1,2х0,8 м состоялось 30 октября 1995 года – в день памяти жертв репрессий – и было многолюдным: приехали не только жители Челябинска и окрестных поселений, но и отдаленных Верхнеуральска (259 км) и Карабаша (112 км). Автобусы для этой поездки выделили городские администрации. Председатель челябинского «Мемориала» Светлана Миронова посетовала, что доску разместили в закрытом дворике УФСБ (его открывали для посещения лишь 30 октября) и что в тексте упомянуты жертвы репрессий не за все годы коммунистического режима. Памятную доску освятил епископ Челябинский и Златоустовский Георгий (Грязнов). После молебна родственники погибших поехали возложить цветы к братской могиле репрессированных на Золотой горе.
Что любопытно, 30 октября 1994 года репрессированных и их родственников не только пускали во внутренний двор зданий управления госбезопасности. С ними несколько часов общались представители областной и городской администраций, а также самих спецслужб. Более того, преемники чекистов открыли в тот день доступ в камеру смертников в бывшей внутренней тюрьме.
Судя по всему, к началу 2000-х эти традиции прервались. Одна из последних публикаций о мероприятии 30 октября во внутреннем дворе УФСБ датирована 2 ноября 1998 года, говорит Юрий Латышев. Оно и понятно – на выборах в конце 1996 года областная власть сменилась с демократической на «крепких хозяйственников» из обкома партии. Шли изменения и в верхах.
Подмена доски и понятий
Итак, узнав о памятной доске, 15 января 2018 года Юрий Латышев написал бумажное письмо начальнику УФСБ. В нем краевед спрашивал, сохранилась ли установленная в 1995 году памятная доска, можно ли к ней прийти, а если не сохранилась – возможно ли восстановление. Письмо Латышев бросил в ящик для корреспонденции в УФСБ.
Ответа он не получил и 13 марта написал уже через интернет-приемную ведомства. 6 апреля ему ответили (все цитируемые в статье документы есть в распоряжении редакции. – Примеч. авт.): «Памятная доска жертвам политических репрессий, установленная в 1990-е годы размещена во внутреннем дворе здания ул. Васенко, 39», а для ее посещения необходимо обратиться к начальнику областного ГУ МВД. Латышев так и сделал.
Вместо установленной мэрией и освященной епископом во внутреннем дворе ГУ МВД находится новая доска с совершенно другим текстом – в этом градозащитник убедился лично, посетив дворик с разрешения полицейского начальства в апреле 2018 года. На новой памятной доске написано:
«Памяти жертв политических репрессий 30–40 годов… Память о них сохранится, пока остаемся людьми!»
Таким образом, исчезли указания на то, что на этом месте расстреливали безвинно осужденных. Текст составляли по памяти? Неизвестно. Ни УФСБ, ни ГУ МВД не признаются в подмене.
В ходе долгой переписки с силовыми ведомствами выяснилось, что в 1999 году региональное управление ФСБ передало здание по ул. Васенко, 39 Главному управлению МВД по Челябинской области. Как сообщил краеведу в августе 2018 году начальник УФСБ Юрий Никитин, здание передали вместе с памятной доской. Латышев утверждает, что в промежутке между 2004 и 2006-м годами во внутреннем дворе появилось здание пристроя, а во время его сооружения мемориальную доску то ли демонтировали, то ли повредили.
«Демонтаж памятной доски, изменение ее текста УФСБ не производило. Каких-либо пристроек в 2004–2006 гг. Управление не осуществляло. Причина изменения текста памятной доски нам не известна», – указывал Никитин в ответе на очередное письмо Латышева.
ГУ МВД писало краеведу в ноябре того же года: «Здание органов государственной безопасности, где ранее находилась мемориальная доска, в связи с ветхим состоянием строения, полностью снесено. При этом ГУ МВД в демонтаже памятной доски участия не принимало и какой-либо информацией о дальнейшем ее нахождении не располагает». Полицейские не указали, когда и на основании какого распоряжения появилась новая памятная доска.
Наконец, в июне 2020 года уполномоченный по правам человека в Челябинской области Юлия Сударенко (экс-глава регионального управления Минюста РФ) ответила Латышеву: «Мемориальная доска была демонтирована неизвестными лицами».
Как неизвестные лица попали в закрытый внутренний двор УФСБ – ГУ МВД, на каком основании, по каким причинам и каким способом демонтировали памятную доску – остается загадкой.
«Безосновательные ассоциативные представления граждан»
Поняв, что концов в этой истории не найти, Юрий Латышев решил добиться восстановления первой памятной доски – если не на прежнем месте, так на внешнем фасаде, доступном взгляду любого прохожего и возложению цветов 30 октября. Но и здесь градозащитника постигла неудача.
В УФСБ ему ответили, что памятная доска установлена на здании ГУ МВД и поэтому с вопросом изменения текста нужно обращаться к ним. Латышев пожаловался в прокуратуру области и вице-губернатору Евгению Голицыну – председателю комиссии по восстановлению прав репрессированных.
«Никто не собирается посягать на памятную доску, установленную во внутреннем дворе ГУ МВД, – писал краевед. – Придумали текст, установили – и молодцы! А вот нежелание восстанавливать памятную доску, поврежденную или уничтоженную сотрудниками ФСБ или нанятыми ими рабочими, является очень странной позицией». Латышев просил посодействовать в восстановлении первой памятной доски.
Голицын перенаправил письмо координатора группы «АрхиСтраж» в полицейский главк и мэрию Челябинска. Ответ Латышеву пришел 28 августа 2018 года из управления культуры администрации города. И был он невероятным. В начале письма за подписью начальника управления Дмитрия Назарова говорится, что первая памятная доска не значилась на балансе бюджетных учреждений, что здание снесено, информации о местонахождении первой доски у ГУ МВД нет, а на новом здании висит новая доска.
«Установление на внешнем фасаде комплекса зданий ГУ МВД России по Челябинской области мемориальной доски с указанием, что в этом здании в период массовых репрессий 30–40 гг. приводились в исполнение приговоры о расстреле граждан, будет являться искажением исторической действительности, поскольку в используемых в настоящее время Главным управлением зданиях фактически какие-либо репрессивные действия физического характера не производились», – ответили краеведу из администрации города.
«Указанное содержание текста памятной доски может вызвать безосновательные ассоциативные представления граждан о деятельности органов внутренних дел, в то время как Правительством РФ приложены немалые усилия для укрепления авторитета полиции», – добавил начальник городского управления культуры.
Латышев вновь написал вице-губернатору Голицыну, а тот снова переслал письмо краеведа в мэрию. Управление культуры 10 октября еще раз ответило, что прежняя памятная доска не значится на балансе Центра историко-культурного наследия, информации о ней у городского управления культуры нет. После этого Латышев собрал подписи немногочисленных неравнодушных горожан под обращением в УФСБ и ГУ МВД.
«Большая часть здания бывшего ОГПУ–НКВД–КГБ перешла к управлению МВД, но часть здания с фасадом на ул. Васенко, где находилась расстрельная комната, осталась у ФСБ. Именно на этом фасаде и должна быть установлена памятная доска с текстом в редакции 1995 года, – говорится в этом обращении. – Мы считаем, что руководители УФСБ и ГУ МВД должны определить степень виновности их подчиненных в уничтожении памятной доски 1995 года и восстановить ее на месте, доступном для общего обозрения, то есть на [внешнем] фасаде здания ФСБ по ул. Васенко, 39. Иначе складывается подозрение, что УФСБ и ГУ МВД пытаются по каким-то всем непонятным причинам предать забвению память о сталинском терроре и безвинных жертвах 1930-х годов».
Ответ на электронное обращение от 30 октября, полученное 6 ноября, в УФСБ написали 27 ноября: «С учетом наличия мемориальной доски в память о жертвах политических репрессий, установленной на [внутреннем] фасаде здания ГУ МВД (ул. Васенко, 39), установку дополнительной мемориальной доски считаем нецелесообразной». В ГУ МВД ответили днем раньше, указав, что восстановление памятной доски на здании УФСБ не в их компетенции, а также повторив ответ городского управления культуры об «искажении исторической действительности».
Хождение по инстанциям
Но Латышев не сдавался. 8 декабря 2018 года он написал уже председателю совета по правам человека при президенте РФ (СПЧ) Михаилу Федотову. 4 февраля 2019-го тот ответил, что обращение краеведа восстановить памятную доску он переадресовал тогдашнему губернатору Челябинской области Борису Дубровскому с просьбой поддержать.
После этого к решению проблемы подключилась уполномоченный по правам человека в области Маргарита Павлова (ныне член Совета Федерации от правительства Челябинской области). Она добилась от вице-губернатора Вадима Евдокимова, возглавлявшего областную комиссию по восстановлению прав репрессированных, рассмотреть вопрос восстановления памятной доски.
Заседание комиссии прошло 30 октября 2019 года, но Латышева на него не пригласили. Затем позвали на новое заседание 29 ноября, на котором решили рекомендовать Латышеву повторно (в который раз) обратиться к руководству УФСБ, а также рассмотреть вопрос восстановления памятной доски на следующем заседании – с учетом позиции УФСБ.
В УФСБ краеведу в январе 2020-го ответили, что вопрос рассмотрен 27 ноября, ответ он получил, а для «личного приема по ранее не рассмотренным вопросам» нужно позвонить в управление. Юрий Латышев говорит, что начальник УФСБ Сергей Сизов отказал ему во встрече, и 10 марта градозащитник общался с другим сотрудником спецслужб. 12 марта ему ответили письмом, что мемориальная доска не находилась на балансе УФСБ и демонтаж ее не проводился, памятная доска есть на здании ГУ МВД и размещение доски на внешнем фасаде здания УФСБ спецслужбы считают нецелесообразным.
Раз сотрудники ФСБ не демонтировали мемориальную доску, это сделали сотрудники ГУ МВД, посчитал Латышев и 18 марта попросил начальника полицейского главка Андрея Сергеева обсудить ее восстановление за счет полиции. Ответ он получил 8 апреля, но в письме Сергеева повторяются прежние фразы о ветхости снесенного здания, установке новой доски, искажении исторической действительности, непричастности ГУ МВД к демонтажу старой памятной доски.
Кроме того, начальник главка указал: согласно решению городской думы «вопросы восстановления мемориальных досок подлежат рассмотрению органами местного самоуправления г. Челябинска, соответственно не входят в компетенцию органов внутренних дел РФ».
16 июня градозащитник пишет новому омбудсмену области Юлии Сударенко, описывает проблему и просит посодействовать. Спустя две недели его информируют, что омбудсмен направила запрос вице-губернатору Евдокимову. 17 июля замруководителя аппарата омбудсмена пишет Латышеву, что пройдет рабочая встреча по восстановлению памятной доски – но только после снятия карантинных ограничений.
В октябре 2020-го омбудсмен Сударенко и краевед Латышев наконец встретились, и уполномоченный по правам человека сказала, что противодействие ФСБ восстановлению мемориальной доски связано с опасностью противоправных действий экстремистов, то есть овеществленная память о репрессиях может привести к терактам против спецслужб. Во избежание провокаций Сударенко предложила подумать об альтернативном варианте памятного знака.
В середине марта 2021 года градозащитник снова обращался в УФСБ и недавно получил ответ: «позиция Управления остается неизменной». «Это была моя последняя попытка. И я должен был ею воспользоваться, – говорит Юрий Латышев. – Честно говоря, я не знаю, что еще можно сделать, чтобы восстановили памятную доску».
«Я эту историю знаю слишком поверхностно, чтобы всерьез комментировать, и документы (ответы чиновников) не видел, – прокомментировал председатель правления “Международного Мемориала” (внесен Минюстом РФ в реестр НКО-иностранных агентов) Ян Рачинский. – Но изложенное выглядит как укрепление преемственности (отмеченной теперь в конституции) – нынешняя полиция у нынешних чиновников ассоциируется с расстрельными командами НКВД, и они полагают, что и рядовой гражданин будет так воспринимать. Слегка напоминает старый анекдот про “а я знаю, на кого вы подумали”. Кажется, чиновники думают о полиции еще хуже, чем обыватели».
Журналист Сергей Пархоменко, инициировавший проект «Последний адрес», сказал корреспонденту «Вот Так»: «Заявления чиновников насчет “искажения исторической действительности” и “безосновательных ассоциативных представлений” выглядят совершенно нелепо. Кроме того, эти суждения сами по себе представляют очевидное превышение полномочий: вовсе не эти чиновники должны решать, какие мемориальные доски и где должны появляться в городе. На этот счет есть законная процедура, и чиновничий произвол не может становиться на ее пути».
«Видимо, сегодня нужно добиваться установления новой мемориальной доски именно на фасаде здания, а не во внутреннем дворе, куда вход для людей будет закрыт, – считает Пархоменко. – И текст на ней должен содержать ясное указание, что здесь находилась расстрельная комната, где приводились в исполнение неправосудные приговоры. Но совершенно очевидно, что такая инициатива может быть доведена до конца, только если в поддержку ее выступят жители города, а не одинокий энтузиаст-краевед».
«Сегодня “памятником” политическим репрессиям служит вот это равнодушие людей, и чтобы вместо него мы увидели настоящее, достойное увековечение памяти жертв политических репрессий, в сознании наших современников должны произойти серьезные перемены. Именно их и боятся чиновники, именно им они и сопротивляются изо всех сил», – добавил инициатор проекта «Последний адрес».
«Не боятся, просто никому это не интересно»
«Практически никто мне не помогал, – говорит Юрий Латышев. – Немного [помогла областной омбудсмен Маргарита] Павлова в начале, до ухода в сенаторы. Она добилась обсуждения вопроса на комиссии по реабилитации, но та похоронила это дело – почти все были против, при таком подборе членов это и неудивительно. С новой уполномоченной встречался несколько раз, но ей в ФСБ сказали, что если эту доску разместить, это будет поводом для теракта – из пальца высосали причину для отказа».
Краевед уверен, что старую памятную доску уничтожили полицейские, но у него только косвенные доказательства: «Чувствуют, что виноваты, вот и восстановили, хотя она никакого отношения к той доске не имеет».
«Большинству [челябинцев] абсолютно все равно. Не то что боятся, просто никому это не интересно, – вздыхает Латышев. – Одно время подключались ребята из оппозиции – [активист “Открытой России” Денис] Ибрагимов, [экс-руководитель челябинского штаба Навального Борис] Золотаревский. Пробовали политический капитал нажить с наскока, но быстро отошли от этого. Совсем чуть-чуть помогло “Яблоко” – организовали круглый стол онлайн с правозащитниками, там была и Нина Анфиногенова, она в 90-е была зампредом комиссии по реабилитации и нашла некоторые документы».
По словам градозащитника, организация детей репрессированных ему не помогала. Зато в противниках недостатка нет: «Есть только те, кто против – коммунисты. Они говорят, что репрессий не было, а все арестованные заслуживали этого».
К слову, аналогично развивалась в Челябинске работа проекта «Последний адрес»: отсутствие интереса горожан и заявок на установку знаков, равнодушие активистов, отказы собственников. Организация детей «врагов народа» также отказалась помогать мемориальному проекту. В итоге из 15 заявок, собранных силами волонтеров, до согласования с жильцами или владельцами зданий дошли только пять имен, но после двух лет попыток ни одна табличка «Последнего адреса» в Челябинске так и не появилась.
Латышев подумывает над еще одной попыткой убедить ГУ МВД перенести памятную доску из внутреннего дворика на внешний фасад, но не уверен в итоге: «Это тяжело, да и суть не в этом». Обращаться в СПЧ он больше не намерен: «При нынешнем руководстве это бесполезно. Федотова нет, а с [председателем СПЧ Валерием] Фадеевым абсолютно бесперспективно».
Память Сахарова, кости в Шершнях
Единственное, что продвигается в Челябинске в плане исторической памяти – восстановление утраченной в 2012 году памятной доски на здании ЦДС (бывшего Дома политпросвещения), где в 1989 году выступал физик-ядерщик, знаменитый диссидент Андрей Сахаров. Эта доска также пропала при строительстве пристроя, и краеведы из группы «АрхиСтраж» несколько лет добивались ее восстановления. Наконец, Латышев получил поддержку омбудсмена Сударенко, и работница областного архива Елена Рохацевич решила восстановить мемориальную доску за свой счет. Открыть ее планируют на 100-летие академика Сахарова, 21 мая этого года.
На Золотой горе, по словам Латышева, скорее всего, заменят доску на закладном камне – обещанного некогда памятника на братских могилах жертв репрессий власти ставить не планируют. Кроме того, есть проект приведения территории в порядок, говорит краевед: администрация Центрального района Челябинска может убрать установленные на бывших шахтах кресты-кенотафы, и указать фамилии всех расстрелянных в Челябинской области на гранитных плитах по периметру основного захоронения.
Кроме того, Юрий Латышев не оставляет надежды на расследование захоронений в соседнем с Золотой горой поселке Шершни. Он предполагает, что там тоже находятся тела репрессированных: в августе 1998 года при строительстве коттеджей в земле обнаружили человеческие останки с пулевыми отверстиями в черепах. СУ СКР отвечало Латышеву, что ничто не подтверждает гипотезу о принадлежности этих костей жертвам репрессий, а информацией о перезахоронении ведомство не располагает.
«Хочу добиться, чтобы доказали – есть там останки или нет. Если есть, то это выявленный объект культурного наследия как место захоронения, – говорит координатор группы “АрхиСтраж”. – Коттеджи там построили на могилах, и если втихаря перезахоранивали, то вопрос снимается. Но, скорее всего, кости просто выбросили. Возможно, какие-то находятся под фундаментом, а остальное погрузили на самосвалы и увезли на свалку. Нужно провести археологические работы – разведочное бурение».
В бюро судмедэкспертизы градозащитнику ответили, что обнаруженные в Шершнях останки после исследования захоронили, где – неизвестно, но «в границах кладбищ г. Челябинска». Подтверждений захоронения у судмедэкспертов нет.
Юрий Латышев 21 марта написал заявление на имя председателя СКР Александра Бастрыкина с просьбой инициировать следственные действия в поселке и определить границы захоронения жертв репрессий. В этом деле краевед еще надеется на содействие силовиков.
