«Все понимают, что это Путин»: Виктор Шендерович о падении самолета Пригожина

Виктор Шендерович в русском книжном магазине «Бабель» в Тель-Авиве. Израиль, 18 июля 2022. Фото: Corinna Kern / Laif / Forum

Каких последствий можно ждать от смерти Пригожина? Выйдут ли на протесты сторонники ЧВК «Вагнер»? Мотивы убрать «повара Путина» были у многих, но какова будет официальная версия? Об этом Игорь Винявский беседует с Виктором Шендеровичем в очередном выпуске программы «Ход мысли».

Игорь Винявский: Главная тема, без сомнения, — самолет, который то ли был сбит, то ли в воздухе взорвался, а на борту были Пригожин, Уткин, несколько приближенных к Пригожину вагнеровцев и экипаж. Мы с вами говорили, что на руинах путинского режима появится буйный, а сейчас видим, что один буйный (Гиркин) сидит, второй уже лежит…

Виктор Шендерович: Самым буйным оказался Путин.

ИВ: Может, мы рано режим Путина выбросили на свалку истории?

ВШ: На свалку истории он сам себя выбросил. Режим Путина — это такой относительно короткий исторический отрезок, а что касается главного сюжета, распада Российской империи, инструментом которого стал сам Владимир Путин, то это другая тема. Поговорим о режиме.

Путин, конечно, себя укрепил после позора двухмесячной давности. За это он ему и отомстил, ведь Пригожин, которого он крышевал десятилетиями и позволял ему все, включая убийства, предал его. А предательство Путин не прощает.

Было понятно, что он не простит Пригожину эти двое суток публичного унижения: выяснилось, что он никто и звать его никак. И Путин этим публичным убийством (никто ведь не сомневается, что это было оно) консолидировал, конечно, свою власть в той «силовой тысяче», как выразился Леонид Гозман, которая сейчас вокруг Путина. Он показал, что он контролирует власть: посадил Гиркина, убил Пригожина. Ему можно, и он все контролирует. Это, как всегда у Путина, тактическая победа: нет Гиркина, нет Пригожина, и есть Путин. Стратегически же это еще может аукнуться.

ИВ: По близким к Пригожину телеграм-каналам летает информация о том, что нужно выходить в воскресенье на центральные площади городов. Как считаете, соберутся рассерженные патриоты?

ВШ: Нет. Кто-то соберется, но они настолько привыкли к крышеванию и защите Путина, к тому, что пока она есть, можно воровать, убивать журналистов, хамить…

Толпа не поддерживает Пригожина. Толпа обрадовалась в Ростове унижению ФСБ и ментов, но это глухая мстительная радость за неимением либеральных механизмов, возможности прийти на выборы, честного суда и так далее. Но я не предвижу никаких больших проблем полицейского характера с z-патриотами.

Никто особенно не будет горевать по поводу гибели семи упырей. Но там ведь была стюардесса и два пилота. Ну да, два пилота знали, кого возят. Но что, мы должны требовать от них, чтобы они отказались возить убийцу Пригожина?

ИВ: Скорее всего, это были не гражданские пилоты. С таким же именем и фамилией был зафиксирован штурман какого-то СУ несколько лет назад…

ВШ: Если это подельники, тогда меньше жалко. Но тут важно другое: в процессе мести Пригожину можно положить еще несколько человек — и этих, и тех. Главное в этой истории — демонстративность. Никто не стал симулировать несчастный случай, неизвестную болезнь, как со Щекочихиным.

ИВ: Одна из версий, что это была катастрофа в воздухе. То есть сейчас скажут, что «утюг перегрелся».

ВШ: Они могут сказать что угодно, но, как у Жванецкого, «все об одном подумали».

Первое, что все подумали — это Путин. Если бы в Англии погиб главный оппозиционер, вряд ли бы кто-то подумал на текущего премьер-министра или на королевскую семью. А когда это происходит в путинской России, все немедленно смотрят в сторону Кремля. Репутация убийцы и лжеца сформировалась давно. Смешно, что кто-то может подумать, будто это была просто случайная катастрофа.

ИВ: Я выдвигаю эту версию, потому что она может быть принята как самая удобная и ее «съедят».

ВШ: Следственный комитет обязательно что-нибудь найдет, и они решат: не по фактуре, а по политическому интересу. Мы говорим не о том, как это будет юридически оформлено, а об общем знании. Все понимают, что это Путин.

Пригожин был демонстративно беззаконен, но он был в рамках уголовных понятий. Он был понятийный человек и этим завоевывал популярность. Так вот то, что замочили Пригожина, это по понятиям. Потому что он на бугра поднял лапу, унизил публично.

Ему можно убивать журналистов, воровать и хамить, сбивать военные самолеты во время марша, но на бугра лапу поднимать — это не по понятиям. И все всё поняли.

ИВ: Вот этот сигнал, который послал Путин, как его, по-вашему, считают? Те, кто хотел бы заменить Пригожина, будут тихо сидеть или подумают: «Да, нам нужен условный Мишустин?»

ВШ: Правила игры изменились так: теперь можно убивать своих. Так что высовываться никто не будет. Путин так изменил правила за эти полтора года, что никакого перехода власти уже не может произойти. Понятно, что его уже просто замочат. И замочив, скажут: «Владимир Владимирович, извините, вы задали правила этой игры».

Так что до условного Мишустина еще очень далеко, и до него будет этап катастрофы. Потому что этот «самолет» должен долететь до земли и взорваться, и уже в этом горелом мясе, на развалинах всего этого выйдут уцелевшие, и вот тогда условный Мишустин позвонит условному Байдену.

А сегодня Мишустин — это обслуживающий персонал. Они все нужны для того, чтобы экономика окончательно не навернулась и чтобы говорить россиянам: «Видите, ничего не случилось, вы говорите война, а все нормально!» Другое дело, что сто рублей за доллар. Никакого политика Мишустина нет, это все люди, которые позволяют Путину держать лицо перед публикой.

Расшифровала Анастасия Ривина