Война надолго. Что делать, когда переговоры не работают?

Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг призвал Альянс готовиться к тому, что война России против Украины будет долгой. Эта мысль — при всей своей очевидности — означает трансформацию логики, которой руководствуется коллективный Запад.

За 19 месяцев войны структура западной военной помощи Украине несколько раз менялась. Накануне вторжения ЕС и США поставляли Киеву переносные противотанковые и зенитные комплексы. Вероятно, западные столицы в тот момент полагали, что украинская армия не выдержит удара российской, и потому отправляли в Украину оружие для партизанской войны.

После того, как в конце марта российскую армию удалось выбить из Киевской, Черниговской и Сумской областей, запад сосредоточился на поиске и отправке в Украину снарядов для советских систем вооружения. Какие-то запасы были на вооружении бывших стран Варшавского блока. Какие-то – удавалось купить у третьих стран.

Все это время украинская сторона говорила о том, что советских вооружений на рынке и на складах не хватит для того, чтобы полностью остановить агрессора. К концу весны западные столицы признали правоту Киева. Тогда на вооружение украинской армии стала приходить артиллерия западных калибров. А следом начались переговоры, в ходе которых обсуждалась поставка бронемашин, РСЗО, танков, ракет – и, в конечном счете, боевой авиации.

Пуск ракеты из тактической ракетной системы ATACMS. Фото: South Korean Defence Ministry / AFP / East News

Ставка не сыграла

Западные столицы соглашались на просьбы Киева медленно и не очень охотно. Главный аргумент сводился к тому, что поставка новых видов вооружений может привести к эскалации войны. Попутно Запад опасался того, что Россия начнет расценивать его как сторону конфликта. А оттого западное оружие шло в Украину под обещание не использовать его для ударов по российской территории (в границах 2013 года).

Судя по всему, логика военных поставок опиралась на идею, что Украине надо дать возможность усилить свои позиции на поле боя — чтобы затем фронтовые успехи конвертировались в сильную переговорную позицию. Вероятно, ЕС и США исходили из того, что переговоры между Москвой и Киевом неизбежны, а потому поставки вооружений расценивали как дополнительные козыри для будущей украинской делегации. Проблема этого подхода была в том, что к переговорам не была готова именно Россия.

Особенность персоналистстких автократий в том, что все ключевые решения там принимает один-единственный человек. Мы видели это накануне вторжения — когда Владимир Путин собрал в Кремле руководителей ключевых силовых ведомств и ветвей власти. Никто из них в тот момент, судя по видеозаписи, не был посвящен в планы главы государства, а потому они выглядели растерянно и звучали путанно. Фактически, решение о вторжении Путин принимал единолично — не поделившись своими планами даже с руководителями разведывательных ведомств.

В этом и особенность ситуации. Для российского президента вся нынешняя война — это ключевой элемент его политического наследия. Кульминационное событие его правления – то, что должно забетонировать его самого в учебниках истории. Экономические последствия военного вторжения для Путина могут быть вторичны — вполне может быть, что глава российского государства исходит из того, что никто не помнит, какой при Екатерине Второй был курс гульдена к пиастру, зато все помнят, что она завоевала Крым. И эту логику мышления ему соблазнительно перенести на свой собственный период правления.

А это значит, что любые переговоры — кроме переговоров о капитуляции Украины — для него означают проигрыш. Следовательно, российский президент и дальше будет готов хоронить своих граждан в украинских полях. Кремль делает ставку на то, что рано или поздно западные страны устанут от поддержки Киева, а украинский мобилизационный ресурс закончится прежде российского. А это значит, что вся логика Кремля строится вокруг концепции «долгой войны».

И весь вопрос упирается в то, готовы ли западные столицы признать новую реальность? Готовы ли они быть тылом Украины в долгосрочной войне? Дозрели ли они до принятия того факта, что ни о каких переговорах не может быть речи. Хотя бы потому что таких переговоров не ищет страна-агрессор.

Не спринт, а марафон

Судя по последним заявлениям генсека НАТО, понимание новой реальности есть. И это означает новый трек для тех стран, которым выпало быть военно-экономическим тылом для Украины. Помощь Киеву – это не только регулярные поставки оружия и боеприпасов. Это, в том числе, и финансовые транши. Потому что сейчас все доходы украинского бюджета идут на финансирование армии, в то время как остальные статьи расходов украинского государства закрывают ЕС и США.

Долгая война требует совершенно иной логики подходов.

Если воспринимать войну как временное искажение, как некую флуктуацию в пространстве нормы – то тогда помощь воюющей стране напоминает спринтерскую дистанцию. Тогда все вопросы, связанные с восстановлением разрушенного логично оставить на послевоенный период. Все реформы – в том числе те, что приближают Украину к ЕС и НАТО, — точно так же можно отложить до лучших времен.

Если же война не спринт, а марафон, то тогда все происходящее становится не девиацией, а новой нормой. Это значит, что реформы, борьба с коррупцией и повышение эффективности украинского госаппарата должны происходить прямо сейчас. Это значит, что восстановление уничтоженной инфраструктуры должно идти уже сегодня. Это значит, что на смену европейским бонсай-армиям должны приходить полноценные вооруженные силы, а военно-промышленный комплекс стран НАТО должен восстанавливать свои производственные возможности.

Россия своими действиями превращает войну против Украины в глобальный вызов коллективному Западу. Противостояние обретает новые звучания и контексты — становясь в этом смысле шире своего изначального контура.

Украинские военнослужащие ведут огонь из самоходной гаубицы «Гвоздика» по российским войскам в Донецкой области, Украина. 26 сентября 2023 года. Фото: Reuters / Forum

Проверка на прочность

Это уже не только война за территориальную целостность Украины. Это война, в рамках которой решается огромное число принципиальных вопросов. Есть ли место для колониальной системы в XXI веке? Может ли пропаганда победить свободу слова? Способны ли демократии эффективно противостоять авторитарным режимам? Какая система внутреннего устройства страны служит залогом выживания в современном мире?

Фактически, все те достижения Запада, которых удалось добиться после окончания Второй мировой, тестируются сегодня на прочность. Оказалось, что права человека, свобода и демократическое устройство стоят столько, сколько вы готовы тратить на их оборону. Если ваш противник жаждет вашего уничтожения, soft power и готовность к переговорам перестают на что-то влиять.

Время от времени на Западе звучат голоса тех, кто призывает «заморозить» российско-украинскую войну. Они ссылаются на «корейский сценарий», говоря о том, что Пханмунджомское перемирие позволило поставить на паузу боевые действия на следующие 70 лет. Но особенность ситуации в том, что Москва, в отличие от Пхеньяна 50-х годов — суверен в вопросах войны и мира. А потому нет никакого внешнего игрока, способного принудить ее к соблюдению собственных обещаний (в случае Северной Кореи это были СССР и Китай).

Соглашение о перемирии лишь позволит Москве собрать силы и доукомплектовать армию. Чтобы затем вновь попробовать стереть Украину с политической карты. А потому любой мирный процесс в этом смысле будет напоминать не столько Корею-1953, сколько Вьетнам-1973.

Те политики в ЕС и США, которые пытаются сузить контекст нынешней войны до одного лишь противостояния Киева и Москвы, совершают ошибку. Потому что речь ни в коей мере не идет только лишь о судьбе Украины. Речь идет о судьбе всего того, что сделало Европу и Северную Америку центрами влияния и притяжения. О судьбе того, что позволило им создать наиболее комфортные для проживания и развития государственные системы. Это война архаики и прогресса, тирании и свободы, будущего и прошлого.

И если прошлое на этой войне победит — будущее континента окажется под угрозой.