«Агнец»: страшная сказка о необычной овечке
В прокат выходит исландский фильм «Агнец» режиссера Вальдимара Йоханнссона – лауреат программы «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля 2021 года. Специально для «Вот так» Роман Черкасов рассказывает об этой картине, основанной на фольклорных мотивах и парадоксально сочетающей сказочный сюжет с современностью.
Завязку «Агнца» можно изложить так:
Жили-были мужик да баба. Землю пахали, овец держали, а детей у них не было. Как-то раз родила одна овца ягненка, да такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать, а только собственными глазами увидать. Мужик с бабой как посмотрели на него, так и взяли к себе в дом и стали нянчить как родного. И начал ягненок расти не по дням, а по часам.
Или вот так:
Холодной темной ночью, в самое Рождество, брел Нечистый сквозь вьюгу и набрел на затерянный в глуши хутор. Зашел в хлев и покрыл овцу, а весной у той овцы родилась необычная ярочка. В хуторе жили муж с женой, и звали их Ингвар и Мария. Была у них когда-то дочка Ада, но умерла, а других детей бог им не дал. Увидели они чудесную ярочку и решили: пусть она теперь им будет дочерью.
Что такого особенного в новорожденном агнце, мы говорить не будем, чтобы не нарушать интригу, которая важна для фильма и дисциплинированно выдерживается в нем до упора. Поначалу зритель видит лишь, что Ингвар (Хильмир Снайр Гвюднасон) и Мария (скандинавская кинозвезда Нуми Рапас) чем-то взволнованы и совершают действия, которые могут показаться необычными: несут детеныша-звереныша в дом, ставят для него кроватку, смотрят с умилением. И только потом, когда зритель свыкается с тем, что тут что-то не то, ему, как бы невзначай, демонстрируют, что именно тут не то. Прежде чем узреть чудо, надо сперва поверить ему на слово.
Тотемические мотивы и мифы о чудесном рождении
Сюжет дебютного фильма исландского режиссера Вальдимара Йоханнссона имеет очевидную фольклорно-мифологическую основу. Муж и жена, живущие словно вне всякого социума, тотемические мотивы, мифы о чудесном рождении. Уходящий корнями в мифологическую древность мотив о соперничестве двух братьев – один владеет «царством» (здесь – фермой) и женой, другой не владеет ничем и потому несет потенциальную угрозу сложившейся гармонии.
Из той же древности пришедший сюжет противостояния родной матери (явленной в виде животного, вспомним «Крошечку-Хаврошечку») и мачехи. К дохристианской образности добавляется новозаветная: агнец, хлев, Рождество, мотив жертвы, да и Марией героиню зовут, конечно же, неспроста. Вдобавок Мария читает «Собачье сердце» Михаила Булгакова, что тоже бросает дополнительные смысловые отблески на разворачивающиеся события.
Клубок мотивов организуется в повествовательную структуру, более всего напоминающую жанр страшной сказки или, быть может, современной былички. Из такого материала можно было сделать стопроцентный хоррор и вдоволь попугать зрителя разной фольклорной небывальщиной, но Йоханнссон идет другим путем. Он щекочет зрителю нервы не столько событиями, сколько тем, как он о них рассказывает.
Прежде всего тут, конечно, атмосфера – какую и ждешь от исландского фильма, апеллирующего к северному скандинавскому колориту. Кругом горы, луга да туманы, и на много километров ни души – тот сорт аскетичного покоя, что безотказно вызывает смутное ощущение тревоги. Животные со слишком смышлеными глазами, так что кажется, сейчас заговорят: бордер-колли, которого зовут просто Песик, и кошка, которую вроде никак не зовут, но которая весь фильм внимательно наблюдает за ходом событий из окна и – по роже видно – все прекрасно понимает. Неспешное повествование и немногословные герои, будто навсегда разучившиеся общаться развернутыми фразами за ненадобностью: друг друга давно понимают с полуслова, а чужаки в этих местах бывают редко, да и те, что бывают, тоже не сильно разговорчивы.
Всё одновременно и буднично, и таинственно
Все – и персонажи, и актеры, и режиссер – лаконичны в выразительных средствах и не склонны говорить и показывать лишнего. Но главный фокус «Агнца» в том, что фильм не дает зрителю подсказок, как реагировать на изображаемые события, оставляя его в состоянии неуютно-тревожной неопределенности.
В американском кино популярны истории, как обычные люди оказываются в глуши, а там творится жуть жуткая и очень странные дела. Приезжий попаданец смотрит на эту жуть посторонним взглядом нормального человека и этим формирует эмоцию зрителя. Подсказывает ему, где пугаться, где удивляться и как вообще относиться к происходящему, – потому что в каждом художественном мире свои законы, и, как знать, возможно, в этом мире удочерение диковинных ягнят является распространенным и социально одобряемым явлением, в котором нет ничего необычного.
В «Агнце» зрителя сразу помещают в ту самую кромешную, изолированную от большого мира глушь и надолго оставляют с ней один на один без всякого руководства, отчего он, конечно, чувствует себя неуютно. Пугаться ли ему, глядя на необычного детеныша, или умиляться? С чем он имеет дело – с доброй историей, жутким кошмаром или абсурдом в духе Дэвида Линча? Зрителя в «Агнце» тревожит не страшное, а собственная неспособность это страшное распознать – словом, сориентироваться в своих эмоциях. Лишь в середине фильма на ферме появляется новый персонаж, который, немного понаблюдав, помявшись и поиграв желваками, наконец озвучит давно мучающий зрителя вопрос: «Что здесь происходит?»
Действительно: что? Происходящее кажется одновременно страшным и смешным, абсурдным и обыденным – в зависимости от того, воспринимать ли его в контексте фольклорной условности или с точки зрения реалистического «здравого смысла». Йоханнссон не делает попыток разрешить эти противоречия, потому что на них-то он и строит свой фильм. Когда зритель уже готов решить, что Ингвар и Мария, пожалуй, слишком странные для того, чтобы быть реальными живыми людьми, и потому их надо воспринимать как условно-фольклорные фигуры, – в этот самый момент Йоханнссон дает сцену импровизированной вечеринки, во время которой герои болтают смешную чепуху, выпивают, дурачатся и ведут себя именно так, как ведут себя все нормальные люди на вечеринках.
Режиссер не позволяет одержать верх ни той, ни другой оптике, искусно уводя свою работу от любой однозначной определенности. В конце концов дело происходит в Исландии – богатой, благополучной, но далекой и почти сказочной стране, затерянной в северных морях между давно уже не сказочными Европой и Америкой. И если есть на Земле места, где древний миф и современность могут на равных спорить друг с другом, не приходя к согласию, исландские ландшафты подходят для этого как нельзя лучше.