«Девочка-припевочка-экстремистка». Монолог жительницы Иркутска, жизнь которой разрушили из-за комментария во «ВКонтакте»

Екатерина. Фото из личного архива

Екатерина (фамилию героини мы не называем по ее просьбе) живет в Иркутске, после смерти мужа в одиночку воспитывает двоих детей. Ее жизнь резко изменилась после того, как однажды к ней домой пришел оперативник: против женщины выдвинули обвинение в экстремизме за комментарий во «ВКонтакте», который она оставила несколько лет назад. Во время разбирательства, которое длилось практически год, Екатерина лишилась работы и доступа к своим счетам — их заблокировали. Суд оштрафовал ее на 380 тыс. рублей; первые деньги она должна выплатить уже в конце этого месяца. Активисты сейчас помогают Екатерине собрать необходимую сумму.

«Не знала, что могу попасть в такую заварушку»

В июне прошлого года мне позвонили в дверь. В глазок я увидела молодого человека в рубашке и в джинсах, но я никого не ждала. Он был подозрительным, поэтому я ему не открыла. Постучал еще несколько раз, потом спустился, а внизу около подъезда играли дети, среди которых был мой старший сын. И он спросил у них: «Вы вот такую-такую-то Катю знаете?» Показал мою фотографию. Никита [старший сын] подумал, что этот дяденька ко мне по работе, потому что он был в рубашке, и с радостью его проводил. То есть ситуация такая: ко мне стучится в дверь мой ребенок, а с ним этот молодой человек — мне пришлось открыть.

Он представился оперативным работником, показал удостоверение и попросил спуститься на улицу, чтобы поговорить. Мы спустились, там он мне показал переписки из социальной сети «ВКонтакте» и сказал, что с моей страницы (на тот момент ее взломали. – Ред.) обманули какую-то бабушку. Там была наиглупейшая переписка.

Поначалу это было вообще никак не связано с экстремизмом. Полицейский сказал, что взломали страницу — мы, мол, понимаем, что это полностью какой-то развод, что вы здесь не причем. Просто дадите объяснение, и я от вас отстану. А мне же скрывать нечего, поэтому я написала в протоколе по глупости, что это моя страница. Главное, чтобы побыстрее отстали и я вернулась на работу (на тот момент Екатерина еще работала. – Ред.). Я тогда никак не знала, что могу попасть в такую заварушку с политическим уклоном. Ничего не предвещало беды.

«Подумать тогда нужно было»

Прошло недели две. Я оставила им свой номер телефона. Мне перезванивает этот молодой человек и говорит: «Екатерина, так и так. Мы выяснили, что вы к этому не причастны, но вам нужно приехать в отдел подписать какие-то бумажки. И на этом все». Вот тогда нужно было подумать или позвонить кому-нибудь. Юристам, адвокатам, правозащитникам, но я же — на рожон.

Поехала одна, даже не удосужилась посмотреть, что это за отделение. Я особо не разбираюсь в этом. Я как-то связала, что мошенничеством в соцсетях не занимается полиция, поэтому не удивилась, что меня вызвали в Центр по противодействию экстремизму. Заходим туда, на табличках на дверях — «экстремизм, терроризм». И я опять же никак не связала это с собой. Все еще на меня смотрят удивленно. У меня до этого были длинные волосы, я еще в платьишке пришла – девочка-припевочка-экстремистка. Сотрудники на меня смотрят и говорят: «Это она что ли?»

Потом меня пригласили в кабинет и сказали: «Сейчас нужно сделать фотографии с твоего телефона, что у тебя приложение стоит, страница эта, что это была твоя страница, что ты не пытаешься кого-то обмануть».

У меня была мысль отказаться от этого, но мне же скрывать нечего. Я думала, что такое [преследование по статьям об экстремизме] происходит с кем-то в интернете, но не со мной. Никаких предпосылок к этому не было. Мне же сказали, что это все заканчивается. Уйду сейчас, зачем мне это все разводить — пойду заниматься своими делами и все будет нормально. Завели меня в кабинет и говорят: «Не знаем, как тебе это сказать. Это все ерунда. Дело по взлому страницы никак не будет продолжаться, но у нас для тебя другие новости».

«Ты что-нибудь слышала об экстремизме, терроризме?» — спрашивают. Я напряглась, спросила, причем тут я. Мне сказали, что в 2018 году с моей страницы был написан какой-то комментарий. Они при мне начали его искать, нашли. Комментарий был под постом [про взрыв в приемной ФСБ в Архангельске] в группе «Тревожные новости». Я знала, что сотрудники ФСБ фабрикуют дела на людей. Видимо, в тот момент что-то задело меня в душе, и я написала: «Правильно сделал. Довели страну, довели людей. Уже приходят и убивают себя». Это все, что я написала.

Михаил Жлобицкий, устроивший взрыв на проходной архангельского управления ФСБ. 31 октября 2018 года. Фото: ТАСС / Forum

За столько лет у меня все стерлось. Написала его и забыла на следующий день. Начали разбираться: я им говорю, что ничего не помню. Сотрудники ФСБ попросили подтвердить, что это написала я, и на этом разойтись.

«Если понадобится, то тебя привлекут»

Я сначала сказала, что писать ничего не буду — мне нужно было с кем-то проконсультироваться по этому поводу. Я не помню этого комментария, первый раз вижу за три года.

Потом зашел мужчина, сказал, что закроет меня в СИЗО. Немного надавили на меня, а я была в таком состоянии, что сильно давить и не нужно было. Я написала «да», потом еще пыталась написать: «Возможно, это я. Не факт, но если это и я, то я очень раскаиваюсь». Они забрали мой телефон и мы сразу же выехали на обыск.

Понятыми были мои соседи. Искали экстремистскую литературу, но ничего не нашли. Я осталась дома. На неделю про меня забыли. Потом мне позвонили, пригласили в здание ФСБ. Там я давала показания — поняла, к чему идет. Намекнули, какая статья, даже какая часть. Расстрельная статья.

Я пыталась обратиться в правозащитные организации, но успехом это не увенчалось. Да и потом я плюнула. Я тогда была очень напуганной. Я и сейчас, честно сказать, напугана. Я вот сейчас говорю и не знаю, чем завтра это мне аукнется. Хотелось просто предупредить молодых людей. Никто не должен расслабляться, даже если ты не политический деятель, не участвуешь в митингах – не факт, что к тебе не придут. Даже если кажется, что что-то было давным-давно. Нет, интернет все помнит. Если понадобится, то тебя привлекут.

Адвокат [по назначению] оказалась хорошая. Она очень сильно и во многом мне помогла, но ей приходилось узнавать информацию, как и мне. Потому что это новое дело [для Иркутска], она не сталкивалась с этим еще. Мы узнавали ежедневно, шаг за шагом, в интернете, читая статьи законов. Поняли, что не будет условного — либо штраф, либо реальный срок. Если реальный срок, то нет отсрочек по детям, потому что статья особо тяжкая. Ближайшая колония — это Базой. Вы представляете, как это было узнавать?

Меня очень сильно пугало, что Росфинмониторинг заблокирует все мои счета, тогда останусь с 10 тысячами в месяц. Даже не статья [пугала], а все эти ограничения, что в дальнейшем не смогу устроиться на работу и даже не смогу начать свое дело.

Еще на процессе следствия, как только они предъявляют обвинение, тебя заносят в список Росфинмониторинга, и твоя жизнь на этом заканчивается. Пытались оскорбления власти мне приписать, но я стояла на своем. Надо было, конечно, выбрать оскорбление власти. Там поменьше наказание. Они сами удивлялись, что там штрафы не 30 тысяч и условный срок, а 300 и реальный. 300 тысяч — это минимальный штраф, но суд не пошел на минимальный, потому что прокурор запросила 380 тысяч рублей.

Потом пошли блокировки одна за другой. Я старалась перевести те копеечки, что у меня были, но на следующий день меня опять вызвали в ФСБ давать объяснение, кто эти люди, которым я переводила деньги. Потому что Росфинмониторинг спросил с них – настолько все было подконтрольно. Все, что успела снять — успела, а что не успела — заморожено. Так как у меня дети, я могу снять не 10 тысяч, а 25 тысяч рублей, но это максимум. С учетом того, что я снимаю квартиру, всех нужно одевать, обувать и кушать как-то.

Я почувствовала облегчение, когда объявили приговор, потому что были шансы реального срока. Все были уверены, что дадут реальный срок, потому что мне с трудом удалось доказать свою материальную состоятельность. В суде было важно показать, что ты сможешь платить штраф, иначе поедешь в колонию. Конечно, все надеялись, что будет штраф, но ведь меня судили, когда началась «спецоперация». Мне вообще «повезло».

Снимок носит иллюстративный харахтер. Фото: Гавриил Григоров / ТАСС / Forum

«Придется мне отсидеть»

Я вышла из зала суда, и понимаю, что это безвыходность — денег у меня нет. Мне еще дали еще такую портяночку, что если ты не заплатишь до последнего числа месяца, то тебе автоматом заменяют штраф на реальный срок. Мне прямо сказали, когда я вышла из зала суда, повесить над кроватью календарь и смотреть в него каждый день. Они пошли мне навстречу, сделали мне рассрочку по штрафу. Взять откуда-то эти деньги нереально. Вот только сейчас до меня дошло, что я сама не могу выплатить. Я пыталась на работу устроится, потому что с прошлой меня вынудили уволиться. Я работала менеджером по продажам на одном иркутском заводе. Я еще думаю, что смогу с ними посотрудничать.

На прошлой работе отнеслись к моему делу очень негативно. Никому не хочется проблем. У нас коллектив был достаточно взрослый, я бы даже сказала пропутинский. Периодически возникали споры, бросали косые взгляды. Я ушла по собственному желанию. Конечно, некоторые коллеги пытались меня поддержать, но финансово помочь не могли.

На ребенке мое уголовное дело особо не отразилось, он особо и не понимал. Дети еще маленькие. Старшему девять лет. Мама куда-то ездит, немного нервничает, но я не показывала сильного волнения. Спрашивал, что это был за дяденька. Я провела беседу, что чужих дяденек домой водить нельзя, как бы они не выглядели и что бы не говорили.

Из близких родственников у меня только родители больные. Финансово они тоже никак не могли мне помочь, зато морально очень сильно поддерживали. Думали вместе, что делать, как дальше быть. В какой-то период мы даже решили — может и ладно. Штраф мы выплатить, видимо, не сможем, придется мне отсидеть. На тот момент казалось, что выхода совсем нет. Я оформилась как самозанятая и начала писать бизнес-планы для социальных контрактов за наличные расчеты. Приходилось, конечно, меньше всех брать [денег], но это как-то стабилизировало ситуацию. По крайне мере, появились деньги на еду.

Друзья смеялись надо мной и шутили, что я «договорилась». Некоторые просто перестали общаться. Я высказывала свое мнение по поводу несменяемости власти, изменения конституции и прочего. Чего-то подобного мои друзья от меня ожидали. Но никто не думал, что так все повернется и будет так серьезно. Я все это говорила в кулуарах. Я не выходила на митинги, не призывала к чему-то около подъезда.

Еще надеюсь трудоустроиться, но это очень сложно. Сейчас в каждой компании есть служба безопасности, поэтому я даже перестала туда ходить — все равно судимость есть. Пыталась устроиться в магазин разливных напитков рядом с домом: пришла туда, прошла собеседование, сказали — скидывайте паспорт, завтра можете выходить. Я скинула паспорт, а вечером мне звонят и говорят, что мы нашли другого человека. Оказывается, даже у них есть служба безопасности. В моем случае достаточно загуглить фамилию, имя и отчество — вылетает список Росфинмониторинга. Но я планирую скопить немного денег, пройти обучение и заняться ремонтом майнингового оборудования. Паять я умею.

Я еще снимаю квартиру, и мой арендодатель после приговора подняла цену на 10 тысяч. Не знаю, почему. Эти все обыски, приезжали полицейские, ФСБ — возможно, что соседям что-то не понравилось. Но съезжать не хотелось, потому что привыкла, очень много лет жила. Я бы не сказала, что она [хозяйка квартиры] человек какой-то плохой — нет, она хороший человек, все поняла.

Полицейские проводят обыск в квартире. Снимок носит иллюстративный характер. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС / Forum

Сейчас удалось собрать 180 тысяч с копейками, к 190 уже подходит. Плюс еще у меня есть сбережения какие-никакие. Это уже очень хорошо, появился хоть какой-то свет в конце тоннеля, потому что еще буквально неделю назад все было совсем плохо. Мне не на что было купить еду. И я понимаю, что я не могу: у меня долги за квартиру, у меня долги везде, я не могу оплатить. И если я не оплачу хотя бы первый взнос, то выселят гарантированно, а у меня нет другого места.

«Комментарий написала по глупости, по тупости»

Я очень боюсь нового уголовного дела. Очень боюсь, потому что было бы желание – найдется за каждым. Вот я очень сильно рискую, рассказывая это. Рискую тем, что на следующий день, как материал выйдет, ко мне снова те же самые люди приедут. И более того, я задавала подобный вопрос — не буду говорить, кому, но как раз из этого здания. Я спросила, возможно ли, что спустя какое-то время ко мне снова постучатся? Они ответили, что если захотят, если надо будет, то да, это возможно.

Я не поменяла свои политические убеждения. То есть я говорила, что я ни в коем случае не экстремист и ни в коем случае не поддерживаю терроризм в стране, не поддерживаю все запрещенные террористические организации. Сам комментарий притянули к политике, хотя по сути он не политический. Мнение по поводу налогов — нет, не изменилось. Все, что я думала о сменяемости власти, — нет. Терроризм я не поддерживала и не оправдывала. Комментарий тогда я написала по глупости, по тупости, по малолетству.

Сажать за комментарии несправедливо. Разумные штрафы возможны. Нужно же смотреть посткриминальное, так скажем, прошлое человека, который написал комментарий. Если он написал и дальше за этим ничего не последовало — ну, отправить его там раз подмести улицу. Я вообще против этих уголовных дел именно за слова. Наказывайте за действие, за дело.

Сначала мне нужно закрыть штраф. Пока меня снимут с Росфинмониторинга, пока у меня будет погашена судимость… Судимость политическая, я не смогу выехать никуда в ближайшее время. Предатели — так их называют? В дальнейшем я, как и планировала, хотела бы уехать, если ничего не изменится, если все будет так же.

Записал Алексей Скрябин