«Хинтерленд: город грехов». Королевство кривых зеркал
Кадр из фильма «Хинтерленд: город грехов». Предоставлено «ПРОвзгляд»
3 февраля в прокат выходит «Хинтерленд: город грехов» – атмосферный триллер австрийского режиссера Штефана Рузовицки, сделанный как стилизация под кино немецкого экспрессионизма. Специально для «Вот Так» Роман Черкасов рассказывает об этом интересном киноманском эксперименте, пытающемся совместить современный остросюжетный жанр с визуальной эстетикой «Кабинета доктора Калигари».
Осколки старой Европы
1920-й, два года назад закончилась Первая мировая. Обер-лейтенант Петер Перг (Муратан Муслу) с горсткой товарищей возвращается из русского плена в Вену. Получив в канцелярии бумажку, что больше они не военные и отныне сами по себе, обломки императорской армии расходятся – кто домой, кто в ночлежку для бездомных.
Дома Перг вместо жены находит с удобством расположившуюся там консьержку: ваша жена с дочкой перебралась в деревню, к сестре, – сообщают ему. И пока герой, сидя в темной комнате с накрытой белой тканью мебелью, колеблется, ехать ли к жене или, может, после стольких лет уже не и стоит, кто-то убивает его товарища по лагерю для военнопленных.
А потом еще одного. И еще.
Перг становится одновременно подозреваемым (поскольку хорошо знал всех погибших) и потенциальной жертвой (поскольку он, очевидно, тоже в списке). А так как до войны он был хорошим криминалистом, то делается еще и сыщиком.
Кадр из фильма «Хинтерленд: город грехов». Предоставлено «ПРОвзгляд»
Оскароносный австрийский режиссер Штефан Рузовицки (его «Фальшивомонетчики» в 2008 году получили приз за лучший фильм на иностранном языке) снимает детективный триллер на историческом фоне крушения старой Европы. Уже два года нет ни империи, ни императора. Прежняя Вена, охраняемая богом, вальсами и пышными усами Франца Иосифа, умерла, новая еще не родилась. В мутных шинелях без знаков отличий по городу неприкаянно, как призраки, бродят нищие ветераны. В кафе шумят то ли дадаисты, то ли какие-то другие «-исты». По улицам шествуют демонстрации с красными флагами. Привокзальные карманники цепляют доверчивых фраеров на антисемитские разговорчики – выгодная, видать, тактика располагать к себе незнакомцев.
В общем-то вся эта атмосфера хорошо знакома по книгам и фильмам. Послевоенный хаос и опустошенность человека, вернувшегося с Великой войны в новый, неведомый и чужой ему мир, – по литературным свидетельствам «потерянного поколения». Фантасмагоричность, онтологическая зыбкость древних центрально-европейских городов с их кабаками и церквями, подворотнями и закоулками – по австрийскому «магическому» модернизму (Майринк, Перуц, где-то рядышком и Кафка).
Рузовицки не скрывает своих источников. Он не ставит перед собой цель дать свежий, неожиданный или, боже упаси, «авторский» взгляд на послевоенную Европу. Он сознательно, как мозаику, собирает ее портрет из тех образов, в которых эпоха сама себя осмысляла. Из зеркальных кусочков, в которых она – столетие назад – узнавала свое отражение. Находила что-то странное, безысходное и уверенно тыкала пальцем: вот я.
Кадр из фильма «Хинтерленд: город грехов». Предоставлено «ПРОвзгляд»
Европейская культура тех лет – от ирландца Джойса до жившего как раз в Вене доктора Фрейда – полюбила увлеченно копаться в мифологии, и, возможно, поэтому Рузовицки дает в своей картине столь прозрачные аллюзии на античные мифы. На миф об Орфее, возвратившемся из царства мертвых. На миф об Одиссее, который, подобно приплывшему по Дунаю Петеру Пергу, явился на родину в обличье нищего чужака и медлит открыться своей Пенелопе.
Эксперимент доктора Калигари
Но в первую очередь «Хинтерленд» – это развернутый оммаж немецкому киноэкспрессионизму. К этой традиции отсылают персонажи, их внешность и мимика: полицейский офицер Виктор (Марк Лимпах) с одутловатым лицом и меланхоличным взглядом из-под полуопущенных век, судмедэксперт Тереза Кернер с выразительно подведенными глазами (Лив Лиза Фрис), консьержка (Маргарете Тизель) и другие окружающие главного героя фигуры стилизованы под характерные кинотипажи того времени.
И главное: к киноэкспрессионизму, а точнее, к знаменитому «Кабинету доктора Калигари» Роберта Вине, отсылает визуальный стиль «Хинтерленда» – в этом главная фишка картины, то, ради чего ее, несомненно, вообще снимали. «Калигари» появился в том самом 1920 году, когда бывший обер-лейтенант Перг беспокойной тенью шарахался по ночной Вене и грозил Господу кулаком; столетию этого фильма, как можно предположить, и посвящен «Хинтерленд».
Кадр из фильма «Хинтерленд: город грехов». Предоставлено «ПРОвзгляд»
Чтобы показать изломанный мир, который покинула гармония, фильм Вине снимался в декорациях с искаженными формами и смещенными пропорциями: улицы и дома на экране были гротескно перекошены, словно реальность вдруг отразилась в злом кривом зеркале.
Именно так в «Хинтерленде» показана Вена, и выглядит это и впрямь эффектно – стоит посмотреть.
Для «Калигари» задники вручную рисовали художники из авангардисткой группы Der Sturm, в «Хинтерленде» искривленные городские пейзажи создавались, естественно, на компьютере. И потому, если в фильме Вине актеры действовали среди причудливых декораций, в фильме Рузовицки они играли на фоне пустого синего экрана, который лишь потом заполнялся изображением.
Это создает видимую невооруженным глазом дистанцию между живыми актерами на переднем плане и компьютерным фоном. Дистанцию, которая не позволяет героям раствориться в нарисованном мире, что отличает «Хинтерленд», например, от «Видока» и «Города грехов» (на сходство с которым прозрачно намекает российское прокатное название). И еще это создает эффект театральности, который Штефан Рузовицки и не думает маскировать, напротив – даже подчеркивает: в фильме много вполне сценических мизансцен, а кошмарный сон героя о войне решен в технике театра теней и мог бы в таком виде быть показан в каком-нибудь спектакле.
Кадр из фильма «Хинтерленд: город грехов». Предоставлено «ПРОвзгляд»
В интервью режиссер говорит, что его фильм исследует что-то там о токсичной маскулинности, но это, похоже, лукавство – необходимое, чтобы вписать картину в актуальный, требующий постановки социальных проблем киноконтекст и легитимировать ее существование в глазах смотрящего. «Хинтерленд» – не про проблемы, он про эстетические формы. Причем формы столетней давности, которым Рузовицки устраивает очную ставку с современным киноязыком.
И считать ли его формалистский эксперимент удачным или неудачным, здорово уже то, что он был проведен. В конце концов сделать атмосферный триллер, в котором нарисованный фон на равных конкурирует за зрительское внимание с остросюжетным действием – такое, знаете ли, дорогого стоит.
Роман Черкасов для «Вот Так»
