В обход цензуры. «Тюремный вестник» вытаскивает политзеков из информационной блокады
Иллюстрация: «Вот Так»
Весной 2022 года политактивист Пётр Лосев запустил проект «Тюремный вестник» — ежемесячную газету для политзаключенных с мемами и дайджестом новостей, рассказывающими о том, что происходит «по ту сторону» России. Мы поговорили с издателем, а также бывшими политзаключенными о том, как обходить непредсказуемую тюремную цензуру, чего больше всего не хватает в заключении и что помогает справляться с информационным голодом.
Пётр Лосев занимался политикой в Москве с 2016 года — работал на избирательных кампаниях у независимых кандидатов Дмитрия Гудкова, Максима Каца и дважды у Романа Юнемана. После 2022, когда «политика закончилась, и стало понятно, что дальше здесь развиваться бесполезно», Пётр ушел в IT, но совсем от активизма не отошел — в мае 2022 года он запустил проект «Тюремный вестник», газету для российских политических заключенных.
На четырех-шести страницах бумажного издания пересказываются несколько десятков главных событий из политической и культурной жизни России за минувший месяц. Новости сопровождают околополитические мемы, а открывает выпуск иллюстрация, карикатурно изображающая то, о чем пойдет речь на страницах «Вестника».
«Проект появился по нескольким причинам, — рассказывает Лосев. Во-первых, у меня посадили знакомого, но узнал я об этом только через полгода. Я понял, что про политзеков уже через неделю просто забывают. Потом я подумал: что, если меня посадят, и я тоже останутся в информационной блокаде, про меня тоже все забудут, ведь на каждого внимания не запасешься».
Петр Лосев. Иллюстрация: «Вот Так»
Тогда Лосев решил создать проект, который будет обеспечивать, его друзей и других политзаключенных актуальной и независимой информацией. Перед запуском Пётр полгода переписывался с заключенным, отбывающим срок по обвинению в госизмене, и тестировал формат газетной рассылки с ним. Сейчас газету получают несколько десятков политзеков из списков проекта «Свобот», хотя часто «Тюремный вестник» просят отправить тем, кто на данный момент не находится в статусе политзека, рассказывает Лосев. Так в качестве исключения выпуск ушел Дарье Треповой, обвиняемой в подрыве Z-блогера Владлена Татарского.
По словам Петра, чтобы не зависеть от источника информации, в проекте думают сформировать свою базу, которая будет основываться и на «собственном мироощущении» и на данных правозащитных проектов.
Цензура, самоцензура и сломанный телефон
С несколькими десятками политзеков проект поддерживает контакт, а еще почти двумстам заключенным газету отправляли хотя бы раз. Такая разница связана с тем, что из-за тюремной цензуры сложно установить, до кого издание доходит, а до кого — нет. Это одна из главных сложностей для «Вестника», рассказывает собеседник «Вот Так».
«Мы не понимаем, что случилось с письмом, если нам не прислали обратный ответ: есть масса вариантов, почему письмо могло не дойти. Может, письмо дошло, но политзек не хочет отвечать. Может, письмо дошло, газета понравилась, но конверт, который мы для обратного письма кладем, нужен зэку где-то в другом месте, и он отправляет маме, допустим, прочел. Может, газета просто не прошла цензуру или потерялась на почте.
Иногда цензура вынимает выпуск и зэку приходит пустой конверт без выпуска. Думаем, ставить какие-то печати на конверт или специальные конверты делать (чтобы заключенный понимал, что в конверте была газета и мог дать обратную связь. — Ред.)», — говорит Лосев.
Периодически авторы проекта узнают о том, дошло письмо или нет, по косвенным признакам. Иногда политзаключенные рассказывают в личной переписке с другими людьми, что получили газету, но не пишут ответ напрямую проекту. А однажды им написал неполитический сокамерник политзека, попросивший включить себя в рассылку — так стало понятно, что выпуск все же дошел, но остался неотвеченным.
Как вспоминает Пётр, однажды письмо получил не политзаключенный, а его тезка — организатор финансовой пирамиды, даже написавший ответ, в котором оправдывал свой бизнес.
Вторая серьезная проблема — непредсказуемая тюремная цензура. Общих цензурных правил в местах заключения нет — все зависит исключительно от цензора: есть места, где корреспонденцию почти не передают, но есть колонии, где передают все и делают это оперативно. Сейчас, рассказывает Лосев, проект ищет возможность влиять на работу цензоров через юриста:
«Мы на первом этапе. Нам помогает жена одного из политзеков, которому вообще не передают письма, а юрист разбирается, что можно сделать в этом случае. Потом будем думать, как это масштабировать. Скорее всего, что-то удастся сделать, поскольку цензура не централизована, что-то выбить. С другой стороны, непонятно, как система отреагирует, если мы будем как-то юридически давить на цензоров — ему может это не понравиться и он перестанет пропускать любую корреспонденцию».
Изначально было понятно, что из-за условий тюремной цензуры писать прямо не получится, но самоцензура вышла на новый уровень, рассказывает издатель. «Мы пишем так, чтобы было всем все понятно. Формально мы полностью соблюдаем законодательство РФ, но никто, например, не запрещает ставить две новости рядом, которые вместе дают какой-то комический эффект. Самоцензура выкручена на максимум, но все всё понимают», — поясняет Лосев.
Иллюстрация: «Вот Так»
«Просят побольше мемов, это жуткий дефицит»
Один из собеседников редакции, рассказывает Лосев, написал, что чувствует себя «информационным бомжом», потому что «роется в поисках любых источников информации, чтобы понять, что там на воле».
«Подборка новостей мне очень понравилась. Как всегда, особо хочу отметить достойную работу художника. После прочтения интересно “позалипать” в его занимательное творчество, весело. За почти два года “интернет-детокса” становишься более восприимчив к информации».
Бывает, настолько хочется узнать, что там “за забором”, что приходится смотреть “Россию 24” или слушать “Вести FM”, это если повезет еще <..> Инфопомойка. В такие моменты чувствуешь себя “инфобомжом”, роешься в информационном баке», — пишет один из арестантов.
«Кроме новостей все просят побольше мемов, потому что это жуткий дефицит. Моя личная проблема — это найти мемолога, который будет делать подборки хороших мемов за месяц и вставлять в журнал. Сейчас этим занимаюсь я, а у меня специфичный вкус на это дело», — делится Лосев.
«То, что вы этим занимаетесь, это очень круто. Вы психи вообще в хорошем смысле 🙂 Обложка суперкайф, и мемасы орные, а этого сами понимаете как не хватает — ну, интернет-культуры, юмора, эстетики, да и подача новостей ништяк», — писал Коля Дайнеко, фигурант дела о «Маяковских чтениях».
Мемы, по словам Лосева, тоже приходится цензурировать, иногда переделывать — как например, на картинке с Иосифом Пригожиным с подписью «Хватит мне присылать снаряды». Изначально там было матерное слово, которые пришлось убрать и сделать аналогичный мем без мата.
«Хочу дорасти до НКО, которая будет отвечать за свободу переписки»
Изначально Пётр выпускал газету вместе с одной помощницей, отвечающей за менеджемент и саму рассылку. Почти за год с момента создания в проект пришли новостница — раньше этим занимался сам Лосев, юрист, «полудизайнер-полуверстающий» и художник, — а Пётр выступает как выпускающий редактор.
«Я предложил художнику сделать обложку в виде зашифрованных событий за месяц, чтобы политзек смог уже по ней узнать о прошедших новостях. Вот теперь каждый месяц нам делают такие обложки-ребусы», — рассказывает издатель.
Первое время после запуска проекта Пётр делал «Тюремный вестник» на свои деньги, но число тиражей росло, росли расходы, и тогда проект стал переходить на фандрайзинг. По мере того как о проекте узнавало больше людей, росли и донаты, рассказывает издатель.
«Донатеры перечислили достаточно много денег, я буду думать что с ними делать, поскольку на выпуск уже хватает. Я хочу дорасти до НКО, которая будет отвечать за свободу переписки и информации в местах заключения», — говорит Лосев.
Выпуски «Тюремного вестника»
Экс-политзаключенные о жизни в информационном голоде
Как рассказывает экс-фигурант «Ростовского дела» Владислав Мордасов, ссылаясь на свой опыт заключения, информация «просачивается» арестантам в любом случае — особенно резонансные новости. Не хватает скорее развлекательной информации — «из “мемной повестки” выпадаешь напрочь», говорит Влад.
«В повседневной жизни у тебя есть телефон, компьютер, сидишь в соцсетях и мессенджерах. В заключении средств связи обычно нет», — добавляет фигурант «Московского дела» Константин Котов. Также, по его словам, там недостает узкопрофильной информации: «По специальности я программист, слежу за информационными технологиями, за новостями в этой сфере. Вот такого рода специализированной информации не хватало».
Как говорят экс-арестанты, оставаться в курсе происходящего на свободе помогали письма, встречи с близкими и выпуски «Новой газеты», издававшейся до марта 2022 года трижды в месяц. Ее российские заключенные выписывали и читали на протяжении более двух десятилетий, пока не началась война, и редакция в России вынуждена была приостановить работу. Печатных изданий, сравнимых с «Новой» особо не было, говорит Влад. Ее по словам собеседников «Вот Так», всегда пропускали, хотя и цензурировали — например, вырезали некоторые полосы
В каком-то смысле заключенный оказывается более информированным, чем человек «на воле», потому что в колонии «ни на что особо больше не отвлекаешься», рассказывает Мордасов. Хотя новостной информации, по его словам, достаточно, не хватает понимания разных точек зрения на происходящее: тех, кто пишут регулярно, немного, и ориентируются они в основном на новости примерно из одного источника.
Кроме того, добавляет Котов, письма идут долго: «Если в Москве еще есть электронные письма, то в какой-нибудь Владимирской области только бумажные, которые могут из Москвы идти даже месяц».
В таких условиях, по словам Мордасова, важна связь с близкими, от которых можно получать информацию стабильно и регулярно. Не менее ценные «информанты» — другие заключенные, говорит Влад: «Есть еще примерно тысяча заключенных, которые общаются со своими близкими, а потом информация передается между арестантами».
Еще один источник информации — телевизор с набором федеральных каналов, добавляет Котов. Он обычно есть и в СИЗО, и в колониях. Хотя «никакой независимой информации, естественно, оттуда не получишь», но даже новости по «Первому» дают какое-то представление о происходящем. «Только нужно их уметь анализировать и фильтровать пропаганду — какие-то факты оттуда можно вынести», говорит Константин.
Иллюстрация: «Вот Так»
Также, по его словам, оставаться в курсе происходящего помогает адвокат, который может поделиться новостями с арестантом во время своего визита.
У обоих фигурантов большая часть корреспонденции доходила даже при условии цензуры. Мордасов отмечает, что в его колонии цензоры были приветливы и часто шли навстречу. Влад вспоминает такую ситуацию:
«Я получал много писем из-за границы, — вспоминает собеседник. — а по правилам им [администрации мест заключения] запрещено выдавать заключенным письма на иностранном языке, если текст не продублирован на русском. Цензоры не могли отдавать мне эти письма, но показывали их мне в своем кабинете. Давали возможность ознакомиться, складывали письма у себя, а при освобождении всё отдали».
Сейчас из-за войны ситуация с цензурой, вероятно, осложнилась, предполагает Котов. «Новости во многом касаются происходящего в Украине, и мне кажется, цензура действительно может серьезно попортить жизнь заключенному, просто не пропуская письма, которые описывают эти события», — заключает собеседник.
Алёна Лобанкова, Саша Печенька
